Как может выглядеть «холодный мир», и чем он отличается, например, от «холодной войны»? Аналитиков и просто интересующихся политикой украинцев, да и граждан других стран, этот вопрос заинтересовал после предвыборного выступления президента Петра Порошенко на форуме «От Крут до Брюсселя: мы идем своим путем» 29 января. Тогда Порошенко сказал: «Конечно, нам нужен мир с Россией. Холодный, но мир. Люди устали от войны». Президент также добавил, что на этой усталости «неутомимо играет российская пропаганда» и «ее подпевалы (в оригинале — „підбріхувачі“) с украинской стороны». Realist на примере других конфликтов в мире анализировал, означают ли эти слова новые предложения для разрешения военного конфликта на Донбассе, и проясняют ли они судьбу оккупированного Крыма.
Разные отклики
В России это заявление произвело большой эффект. На российском телевидении этой теме посвятили целы политические ток-шоу. Россияне — гости студий расходились во мнении, что Порошенко, из-за своего низкого рейтинга, пытается найти ключики к голосам украинцев, стремящихся к завершению противостояния Киева и Москвы, которое якобы нагнетает исключительно Украина.
Представитель российского МИД Мария Захарова заявила, что у Порошенко был «шанс на глобальный мир как внутри страны, так и в мире — выполнение Минских соглашений», но он этим шансом не воспользовался. А пресс-секретарь российского президента Дмитрий Песков не был оригинален и высказался соответственно «генеральной линии»: «Никакой войны между Россией и Украиной нет, это две соседние страны, два братских народа». И еще раз повторил, что в Украине идет «гражданская война», что очень огорчает Кремль.
В Украине резонанс был не в пример слабее. Хотя слова Порошенко заставили экспертов и прессу задуматься, имеет ли он ввиду некое «примирение» с РФ. Если так, то как его можно достичь, не поступаясь в принципиальных вопросах национальной безопасности. Интернет-издание «Украинская правда» даже направило в администрацию президента официальную просьбу растолковать выражение главы государства, на что в администрации президента ответили, что такой запрос не подпадает под действие закона «О доступе к публичной информации», так что ответа по сути не будет.
Упаковка новая — содержимое прежнее
Эта ситуация демонстрирует некоторую неповоротливость президентской канцелярии на коммуникационном поле. Но все же не позволяет утверждать, что Порошенко подразумевал возможность снятия международных санкций с России, равно как и резкое изменение политики в отношении России. Ведь в той же речи Порошенко сказал следующее: «Мир — это полное восстановление территориальной целостности, суверенитета и независимости Украины. И ничего иного. <…> Мы продолжим линию на восстановление территориальной целостности Украины политико-дипломатическим путем, обеспечивая единство проукраинской коалиции в мире, в Европейском Союзе, используя инструмент санкций и механизм международной миссии ООН на всей территории оккупированного Донбасса».
Президент в очередной раз подчеркнул, что для достижения мира необходимо укреплять обороноспособность страны. Иными словами, Порошенко сказал не так уж мало. Другое дело, что он не сказал ничего нового, кроме самого выражения «мир с Россией», которое и привлекло внимание общественности.
Реинкарнация «Будапештского формата»?
Другие кандидаты на первую булаву Украины тоже часто говорят о достижении мира и восстановлении территориальной целостности страны. И тоже уклоняются от детализации, каким образом и на каких условиях его достичь. Формально неким новым подходом можно было бы считать идею «Будапештского формата», которую постоянно озвучивает Юлия Тимошенко.
Только дело в том, что Будапештский меморандум 1994 года, подписанный США, Российской Федерацией, Великобританией, Францией и Китаем, никак не обязывает государства-подписантов влиять друг на друга или на третьи страны в случае какой-либо угрозы Украине — кроме ядерной.
Предлагаемый Юлией Тимошенко формат «Будапешт плюс» — с привлечением еще и Германии, а также представителя руководства Евросоюза — ничего в этом факте не изменит. Перечисленным странам собственно и незачем переходить в этот новый переговорный формат из существующего «Нормандского», в котором уже участвуют и Россия, и Германия, и Франция, а де-факто — и Евросоюз с Соединенными Штатами (последние — в лице Спецпосланника по Украине Курта Волкера). Кстати, тот же Китай при любых чувствительных голосованиях по российско-украинским отношениям в ООН упорно жмет на кнопку «воздерживаюсь». А от официального участия в урегулировании российско-украинского кризиса Пекин тем более откажется.
Обратная сторона мира без большой войны
Вопреки «тревожному», как выражаются социальные психологи, восприятию современного мира с подачи СМИ, десятилетия после Второй Мировой войны выглядят самыми мирными в истории. По подсчетам автора научно-популярного бестселлера 2011 года «Sapiens: краткая история человечества» Юваля Ноя Харари, в ХХI веке в войнах гибнет в несколько раз меньше людей, чем, например, от самоубийств.
Но оборотной стороной этого достижения цивилизации стали «замороженные конфликты» в разных точках планеты. Иногда они длятся десятилетиями, оказывая крайне негативное воздействие на экономическую, гуманитарную и даже экологическую ситуацию в вовлеченных в них странах.
Арабо-израильский или индо-пакистанский конфликты не угасают с конца 40-х годов прошлого века и унесли многие десятки тысяч жизней (а последний в 2003 даже чуть не повлек обмен ядерными ударами). Меньше в наших широтах известно о противостояниях в Африке и Латинской Америке. Сейчас, из-за известных событий в Венесуэле, вновь обострилась старая проблема венесуэльско-колумбийских отношений .
Европа — по крайней мере, географическая, тоже, увы, не образец интернациональной любви, хотя дела здесь, конечно, получше, чем в Африке. В то же время, если не считать продолжительной и кровавой бойни на руинах Югославии в 1990-х годах, конфликты на европейской территории обычно удается очень быстро купировать. Так было со спором между Турцией и Грецией вокруг острова Кипр. Его «горячую» фазу погасила ООН. Сейчас в контроле над ситуацией активно участвует и Евросоюз.
Относительно быстро вышли из фазы боевых действий Молдова с Приднестровьем (1992) и Грузия с Абхазией (1993). Несмотря на регулярные вспышки насилия в «Карабахском конфликте» с 1994 года больше не перерастают в полномасштабную войну между Арменией и Азербайджаном.
Но, во-первых, все эти конфликты так и остались «замороженными». И пока никакого пути к решению ни одного из них не просматривается, несмотря на годы и десятилетия работы различных международных «форматов» урегулирования. К слову, Украина еще в 1995 вошла в переговорный формат по разрешению конфликта между Молдовой и Приднестровьем в качестве посредника наряду с Россией и ОБСЕ.
Во-вторых, «проблема Крыма» с международно-правовой точки зрения кардинально отличается от всех территориальных конфликтов, случавшихся на Европейском материке после официального завершения Второй мировой. В 2014 году одно государство объявило о присоединении к себе части другого государства — и никакого адекватного ответа на этот вызов существующему миропорядку за 5 лет мировое сообщество не выработало.
В-третьих, российская политика на так называемом постсоветском пространстве становится все более агрессивной по мере того, как Кремль принимает безнаказанность за свой успех. В 2008 году Российская Федерация впервые открыто использовала свою армию против соседнего государства; с тех пор возвращение Южной Осетии в состав Грузии стало столь же малореальным, как и реинтеграция Абхазии. Вместе с тем, Москва склонна использовать замороженные конфликты в соседних государствах для влияния на их политику.
Новая старая идея
Замороженный конфликт всегда можно в нужный момент «разогреть». С другой — российское «миротворчество» укрепляет влияние Кремля на «непокорные» государства.
Идея вернуть ОРДЛО в состав Украины с фактическим правом вето на внешнеполитический и даже цивилизационный выбор украинского народа сама по себе не нова: ровно те же подходы лежат и в основе российской концепции «реинтеграции» Приднестровья в состав Молдовы на федеративных принципах.
Все это прекрасно понимают эксперты, дипломаты и компетентные политики в Киеве. Именно поэтому Киев не стремится выполнять Минские договоренности в том порядке, какой прописан в протоколах от февраля 2015 года.
Нужно отметить, что отсепарировавшиеся при поддержке России боевики первыми нарушили эти соглашения, причем дважды – «выборами» в 2014 году и наступлением на Дебальцево уже после официального прекращения огня в 2015 году.
Неким параллельным механизмом урегулирования конфликта на Донбассе, который, возможно, со временем смог бы заменить Минские соглашения, может стать ввод миротворцев ООН и ОБСЕ, о чем, как цитировалось выше, как раз в контексте «холодного мира с Россией» упомянул президент Порошенко. Но пока этот вопрос находится в стадии проработки, о чем Realist писал более подробно.
Главной внешнеполитической задачей украинской власти после весенних президентских и осенних парламентских выборов должно стать всяческое укрепление «проукраинской коалиции» и как возможно более тесная увязка проблемы Донбасса с проблемой Крыма. В этом смысле «холодный мир» Порошенко выглядит простым продолжением нынешнего курса, который не решает имеющихся проблем и потому подвергается заслуженной критике.
С другой стороны, альтернативы, озвученные другими фаворитами президентского забега, также не вызывают энтузиазма. Точнее, речь идет об описанных выше заявлениях Юлии Тимошенко. А еще один лидер президентской гонки Владимир Зеленский вообще пока не озвучил ни одной серьезной мысли по данному поводу.
Потенциальной альтернативой существующему положению, между тем, может стать дословное выполнение Минских соглашений. Но сейчас такой шаг большинство украинцев могут посчитать капитуляцией вследствие его неприятия большинством политиков. Однако новая власть, в принципе, может заявить, что попросту вынуждена выполнять соглашения, подписанные старой: во всем виноваты «папередники»…
Конечно, такой шаг требует большого бесстрашия, ведь как внешне-, так и внутриполитические его последствия совершенно непредсказуемы. И не меньшей беспринципности. Насколько существенна эта угроза, рассудят избиратели.
