Один из основателей фонда «Народный тыл», известный волонтер Роман Синицын более пяти месяцев участвовал в переаттестации сотрудников МВД. Он был главой одной из аттестационных комиссий в Киевской области, однако вышел из нее, поскольку увидел, что система к изменениям еще не готова.
В интервью Realist’у волонтер рассказал, как начальники из министерства «пережидали» аттестацию в АТО, и кого из бывших милиционеров члены комиссий предлагали повысить на службе.
Как были устроены аттестационные комиссии, кто туда входил?
Меня и других ребят из «Народного тыла» пригласили представители МВД, когда процесс только начинался. Лично я находился в комиссии с ноября 2015-го по апрель этого года, занимался переаттестацией в Киевской области.
Нужно понимать, что в комиссии, кроме представителей общественности, журналистов и волонтеров, также входили представители самого министерства. Если человек набирал на первом этапе более 60 баллов, но комиссия его увольняла, то дальше он мог подать апелляцию и попасть, соответственно, на апелляционную комиссию.
Изначально нас уверяли, что людей в комиссии подбирают сбалансированно. Скажем, заседают сегодня одновременно десять комиссий в десяти кабинетах, и в каждой есть как общественники, так и люди из МВД. Очень многие ребята из волонтеров и журналистов подошли с большой ответственностью к переаттестации.
Но практически сразу мы стали замечать довольно странное обустройство этого процесса. Группы из членов комиссии, которые, как нам говорили, случайным образом определял компьютер, на самом деле, набирали люди из министерства. То есть, часть комиссий была полностью наполнена «своими людьми» или они там имели большинство. Мы такие комиссии называли «трандцатыми». Иногда за день такие «подставные комиссии» положительно переаттестовывали по 20 следователей, которые вели дела Майдана.
Какой процент сотрудников МВД не проходили переаттестацию на комиссиях, в которые Вы входили?
По-разному. В Киевской области во время переаттестации мы иногда увольняли до 50% бывших милиционеров. А в дни, когда на комиссию попадали представители ГАИ, могли уволить даже всех. Почему? Странно было смотреть в глаза людям, которые говорят, что никогда в жизни не брали взяток и вообще не знают, что такое коррупция. Хотя, на самом деле, ни для кого не секрет, что в свое время ГАИ была едва ли не самым коррумпированным сектором МВД.
Бывало ли на комиссиях, когда сотрудники ведомства умоляли не увольнять их, поскольку дома их ждут дети или бабушка заболела?
Было, да. И что? Причем здесь дети и больная бабушка? Некоторые пытались давить на жалость, и, возможно, кого-то из членов комиссии на жалость пробивало — но не меня.
С другой стороны, мы тоже пытались войти в положение тех, кто действительно хотел честно пройти переаттестацию. Если приходил человек, скажем, из убойного отдела, и честно говорил, что на зарплату в 3−4 тыс. грн. в Киеве с семьей и детьми выжить нереально, потому, да, он брал взятки на бензин и бумагу для принтера. Но при этом человек знал законодательство, был мотивирован работать, имел хорошие показатели, мы таких, конечно же, пропускали.
Но была и другая категория людей. Это начальники и замначальники «жирных» отделов, вроде поиска транспортных средств, БНОН, БЕП. Они приходили без всяких зазрений совести на комиссии с часами за $ 5−10 тыс. Рассказывали нам, что у них нет ничего за душой, нет даже машины. В то же время мы находили в социальных сетях их детей, которые выкладывали фото своих авто, скажем, за $ 100 тыс. Тогда мы просто разворачивали монитор, показывали снимки. А начальники и замначальники, как один, отвечали: «Та, это машина троюродной сестры, у нас вообще ничего нет, какая коррупция».
Сколько из членов комиссии должны были проголосовать против кандидата, чтобы его отправили на полиграф?
Простое большинство членов комиссии. У каждого был один голос. Если же голоса разделялись, то у главы комиссии был плюс один.
Какие из негативных моментов на переаттестациях Вам запомнились больше всего? Может быть, кто-то конкретный из сотрудников МВД сделал что-то из ряда вон выходящее?
Разглашать фамилии я не имею права, но таких историй хватает. Один съел аттестационный лист, второй убежал. На комиссии мы сказали начальнику райотдела, чтобы он подписал заявление на полиграф. Он стал краснеть, потом убежал, якобы, в туалет. А потом вернулся и сказал, что не готов проходить детектор, и просто ушел.
Были случаи, когда приходил человек, у которого в личном деле сказано, что он был в АТО, как мы говорим — где-то там в «краматорских котлах». Смотрим, а в этот же период у него были выговоры. Спрашиваем, как же так получилось, что ты в АТО получал выговоры. А он и отвечает, мол, я поехал куда-то там за картошкой, не взял автомат, на блокпост приехали СБУшники, увидели, что лежит автомат, и забрали его. После этого начальство огласило выговор за пропажу оружия. И мы, просто от балды, спрашиваем: «А пистолет?». И представитель МВД отвечает: «Та, это мне подбросили». То есть, человек явно не просто так получал выговоры.
А были те, кого вы рекомендовали повысить?
Да. Мы рекомендовали повысить приблизительно 3−4%. У нас были люди, с которыми все собеседование проводили на английском языке, а потом выяснялось, что они — какие-то рядовые сотрудники, даже не начальники отделов.
Были также люди с огромной мотивацией работать, были и те, кто просто занимал не свое место. К примеру, опер, который хочет быть следователем и говорит: «Меня начальство не переводит, а я бы очень хотел заниматься следствием, оперативная работа уже в печенках сидит». Еще были люди, которые раскрывали резонансные и заказные убийства, показывали высокий профессионализм. Таких кадров, в самом деле, очень хотелось повышать.
Какие вопросы члены комиссии задавали сотрудникам МВД?
Вопросы задавались в зависимости от того, кто сидел перед нами. На знание законодательства, о главных принципах работы МВД. Мы, представители общественности, задавали, в основном вопросы о коррупции. У нас были декларации, были, как правило, еще инсайды, то есть, приходя на заседание, мы понимали, кто на самом деле сидит перед нами.
Люди, к сожалению, часто не знали ответы на банальные вопросы, вроде того, что такое задержание, когда человек считается задержанным, в каких случаях можно останавливать автомобиль
Вы занимались переаттестацией спецроты «Беркут»?
У нас было много «Беркута». И ясно, что мы спрашивали их о Майдане. Спрашивали, где был, что видел, что слышал. Многие отвечали: «Та я просто в дежурке сидел». Или распространенный ответ еще: «Я — водитель автобуса. Просто сидел в автобусе». Складывалось иногда впечатление, что все, кто служил в «Беркуте», были в дежурках и за рулем автобусов, а на Майдане никого не было, активистов никто не бил.
Но были и те, кто, наоборот, говорил: «Да, я был на Майдане. И что? Мы выполняли приказ. Все делали правильно. Нам сказали разгонять — мы разгоняли. Против нас тоже применяли силу — „коктейлями Молотова“ бросали и все такое».
Некоторые члены комиссий говорят, что нечистые на руку начальники отделов скрывались от переаттестации в АТО. Это правда? Что за схема такая?
Схема очень простая. Поскольку в первой волне аттестации проводилась проверка начальников и замначальников, они просто на какой-то период уезжали в АТО. Вот так просто: оставляли свои рабочие места, писали рапорты на перевод в какой-то из милицейских батальонов и пересиживали где-то на тыловых базах, даже просто числились там по бумагам, пока не закончится процесс аттестации. И доказать, что они ушли специально, невозможно.
Сейчас идет переаттестация рядовых сотрудников МВД. Как думаете, есть ли будущее у этого процесса? Известно же, что многие активисты вышли из комиссий, поскольку не увидели эффекта от проведенной работы. Может ли это означать, что «чистка» провалена?
У переаттестации, на мой взгляд, нет будущего. И оно не появится, пока руководство МВД не изменит нормативно-правовую базу для тех, кто проводит комиссии и действительно хочет что-то изменить. Мы много раз обращались к тому же руководству Нацполиции, просили, чтобы в нормативно-правовых актах поменяли некоторые моменты, чтобы мы могли хоть как-то влиять. Но ничего внесено не было. Как итог — практически все, кого мы уволили, восстановились на работе и продолжают брать взятки.
Что мы хотели изменить? Например, просили, чтобы нам предоставили возможность записывать тех, кого мы переаттестовываем, на диктофон. Нам не разрешили это. А потом человек, который рассказывал нам на комиссии одно, в суде говорил, что ничего не было, он вообще самый честный в мире, и судья его восстанавливал. Была бы диктофонная запись — члены комиссии могли бы что-то доказывать, а так что?
Общественники ушли из комиссий, поскольку увидели, как много людей завел в комиссии глава МВД Арсен Аваков через своих советников. Те стали отбирать общественность в регионах. И теперь получается, что свои переаттестовывают своих же.
