Среди «сидельцев» Киевского следственного изолятора, который чаще называют Лукьяновским СИЗО, или просто «Лукьяновкой», всегда можно найти известных людей: политиков, активистов, добровольцев.
Такими «сидельцами» нередко интересуются СМИ. В разное время в «Лукьяновке» содержались Алексей Пукач, Юлия Тимошенко, Юрий Луценко, Виктор Лозинский, Игорь Зварич, Игорь Завадский, Станислав Краснов, Геннадий Корбан. А сегодня тут находятся фигуранты «дела «Торнадо», в частности Руслан Онищенко.
Но есть тут и те, к кому приходят преимущественно общественные активисты, церковники или мониторы Национального превентивного механизма (НПМ), как в данном случае. Это женский корпус и так называемая «Малолетка», где содержат детей. Эти постройки куда меньше и новее мужского корпуса и спрятаны они глубоко во дворах «Лукьяновки».
Женский корпус
— Корпус построили по швейцарскому проекту, — рассказывает охранник, пока мы приближаемся к женскому отделению. На вид серое четырехэтажное кирпичное здание больше похоже на корпус больницы или общежитие: пластиковые окна, открытые для проветривания, небольшие клумбы во дворе, недалеко от входа — часовня. При входе сильный запах рыбы — рядом находится кухня. Даже решетки на окнах меньше и аккуратнее, чем на окнах мужского отделения.
В 2010 году Генеральная Ассамблея ООН приняла Бангкокские правила, касающиеся обращения с женщинами-заключенными. В частности, в них правительствам рекомендовалось учесть особенные потребности женщин в гигиене, охране здоровья и безопасности. Новый женский корпус ввели в эксплуатацию на год позже — и в нем предусмотрели многое из того, о чем идет речь в правилах ООН.
На первом этаже охранники спешат показать комнату для психоэмоциональной разгрузки. В ней пять синих кресел, столик с журналами, вентилятор, телевизор, заставленный игрушками. На стенах висят вышитые картины и иконы. На шкафчике возле стола психолога стоит большая синяя книга с надписью «ЗЛОЧИН» на обложке. Тут женщины могут проходить индивидуальные и групповые занятия, чтобы тюремная жизнь была для них менее травмирующей.
Немая альтернатива комнаты для психоэмоциональной реабилитации — карцер, куда отправляют провинившихся заключенных. В небольшой комнатке помешаются только койка, маленький столик, табуретка, умывальник и унитаз. Воды в умывальнике нет.
— Мы ее отключаем, когда здесь никого нет, — говорит охранница и в подтверждение своих слов откручивает вентиль на трубе, находящийся в коридоре сразу возле входа в изолятор. Из крана бежит вода.
— То есть, если совсем плохо себя ведет, можно заодно и воду отключить, — шутят мониторы.
На втором этаже женского корпуса мониторы сталкиваются с толпой улыбчивых женщин с цветами в компании католического священника. Группе волонтеров и священнику для посещения выдают отдельное разрешение. Они приходят поздравить заключенных с церковными праздниками.
Такие все хорошие, такие все красивые,
Заключенные в домашней одежде и вьетнамках немного смущены, но подаркам, похоже, рады.
В тех камерах, где арестанток нет на месте, цветы складывают на форточки дверных окошек.
Среди персонала в женском отделении много женщин — так требуют правила ООН. Это необходимо для того, чтобы обеспечивать защиту заключенных от домогательств со стороны мужского персонала и для поддержания атмосферы «нормальности». Отношения с охраной у заключенных, судя по всему, достаточно комфортные. Женщины-охранницы знают арестанток по именам и не врываются в их маленькие комнатки, не заглянув предварительно в смотровые окошки.
— Яна, ты одета? — спрашивает надзирательница, когда мы хотим войти в одну из камер. Получив отрицательный ответ, просит нас подождать.
Явка с повинной
Единственная в «Лукьяновке» несовершеннолетняя девушка Маша делит тесную камеру с другой заключенной в женском корпусе. Когда мониторы заходят, женщины бросаются в ванную накрывать только что выстиранное белье полотенцами.
— Чтобы мужчины не увидели, — улыбаются они.
— Как вас задержали? — спрашивают мониторы у 17-летней Маши.
— Я сама пришла в милицию, призналась в совершении преступления, — довольно отвечает девушка. Выглядит Маша вполне современно и даже модно. У нее на шкафчике рисунки карандашами — кошка с розовым бантом, цветы, домик. К металлическому шкафчику прицеплено зеркальце. На шкафчике — стопки книг.
В следующей камере на восемь мест — пять женщин. В ней накурено, но не так сильно, как это бывает в мужских камерах. На общем столе красивые чашки, какие-то судки, чай, даже баночка меда. Свободные койки заняты личными вещами.
— Какими бытовыми средствами вас обеспечивают? — спрашивают мониторы.
— Ну, средства для уборки дают.
— А средства для гигиены, женские?
— Все со свободы.
— У меня муж приходил на свидание, адвокат приходит каждые два дня, — рассказывает мониторам другая заключенная.
— А долгосрочные свидания у вас есть? — интересуются мониторы.
— Мне предлагали, но я не хочу, — смеется женщина.
Тюремные ясли
Пожалуй, самая уютная камера — для матерей с новорожденными. В ней стоят три новенькие люльки, а вместо традиционных двухэтажных нар — кровати. Возле одной из них к стене приклеены свадебные фотографии. На другой стене — рисунок младенца в цветочном венке. Тут чисто и почти нет ощущения тюрьмы. На момент визита в этой камере живут мама с младенцем и женщина, которая помогает ей с ребенком.
Мама рожала в роддоме, не в СИЗО. Ест хорошо, ей дают суп, кашу, салат. По утрам молоко. Я ей помогаю, у меня самой трое детей… На свободе.
Во время этого разговора мама с младенцем гуляет в одном из прогулочных двориков — небольших глухих помещениях на крыше этого здания. Для матерей и новорожденных есть специальный дворик с детской площадкой и песочницей. Здесь на стене нарисованы мама и дети — очень трогательный мурал под толстым слоем решеток.
— Это нарисовал французский художник, — рассказывает охранник.
В соседнем дворике одни женщины курят, другие занимаются спортом: кто-то крутит хула-хупы, кто-то даже умудряется бегать.
Чего заключенные не могут — так это увидеть, какой замечательный вид открывается с крыши здания, если подняться чуть выше. Там вся Лукьяновка как на ладони.
Школа за решеткой
Перемещаются между корпусами Лукьяновского СИЗО по длинной и запутанной сети узких тоннелей. Причем для каждого из тоннелей определена своя сторона движения — правая или левая. Чтобы развернуться, нужно найти в стене одну из низеньких дверей и перейти в соседний тоннель.
Так мы попадаем в «Малолетку». Этот корпус заметно хуже: старый, мрачный, с отчетливым налетом советского прошлого.
Как и в женском отделении, первое помещение — это комната психоэмоциональной разгрузки. Обставлена она куда более щедро: тут и аквариум с рыбками, и XBox, и музыкальные колонки. На столе рядом с настольными играми — Псалтырь. На стене — иконы и написанные от руки правила поведения во время групповых занятий: «говорить по очереди», «говорить по теме», «быть активным», «конфиденциальность», «регламент».
— В игры разрешают играть? — спрашивают мониторы у здешних подростков.
— Мы стараемся, чтобы игр на каждую камеру хватало, — отвечает 17-летний Виталий.
Коридоры этого корпуса напоминают школьные: белый потолок и бирюзовые стены с коричневой полосой внизу. На стенах развешены какие-то стенгазеты, плакаты, «информационный уголок». Кстати, школа здесь тоже есть.
— Я заканчивал школу еще на гражданке, — рассказывает парень Владимир о своем образовании.
— А я закончил тут, — подхватывает Виталий.
Классы тут маленькие — на пять-шесть парт, без распределения на предметы. В одном из них на одной стене висит плакат с законами Ньютона, а на противоположной — карта МВД СССР 1956 года, изображающая военные действия во времена Второй мировой войны.
В камерах «Малолетки» условия жизни ближе к мужским, чем к женским камерам «Лукьяновки»: тут спят на грубых железных койках, пьют из металлических чашек, курят. Столы завалены разнообразной едой, преимущественно мучной. На оконных решетках — сушится одежда. Краска на стенах потрескалась и осыпалась, а потолки кое-где прогнили.
— Кто к вам сюда приходит? Какие общественные организации? — интересуются мониторы.
— Церковь приходит. Свидетели Иеговы там… — иронично отвечают заключенные.
— Что бы вы хотели улучшить здесь?
— Ну, еду из «Макдональдса» хотелось бы, интернет, — смеются они.
Прогулочные дворики для подростков очень похожи на дворики для женщин. Тот же размер, и муралы на стенах.
— Это тоже рисовал французский художник, — поясняет охранник.
Коты не запрещены
Из «Малолетки» можно быстро попасть в «Больничку» — медицинскую часть. Тут разделение не только по полу и возрасту, но и по типам заболеваний. Из женщин в отделении на момент визита оказываются только врачи и медсестры.
— Чей это кот? — возмущается женщина-врач, замечая, как возле одной из палат очень громко кричит домашнее животное. Кот не может попасть внутрь, потому что арестанты закрыли форточку в двери. — Что здесь вообще делают коты?!
— По инструкции домашние животные не запрещены, — объясняет охранник.
— Я бы их всех удавила, — злобно отвечает женщина и, взяв кота за шкирку, запихивает его в палату.
Охранники и сейчас охотно показывают палату № 206, в которой лечилась арестованная Юлия Тимошенко. Правда, сейчас в ней ремонт.
— Сфотографируйте номер на двери, потом в интернете посмотрите, что это за палата, — предлагает охранник.
С времен ареста Тимошенко журналисты мало интересуются женщинами-заключенными. Их намного меньше, чем арестантов мужского пола, и знаменитости среди них в Лукьяновском СИЗО встречаются реже.
Сейчас изолятор готовится к продаже. В феврале этого года Минюст подготовил проект продажи Лукьяновского СИЗО (фактически земельного участка, на котором сейчас расположен СИЗО) в обмен на строительство инвестором нового СИЗО по европейским стандартам за пределами Киева. До этого в Украине такие продажи не практиковались, Лукьяновка должна стать первым таким проектом, но пока инвестора не определили.
Впрочем, эти перспективы мало отражаются на жизни обитателей СИЗО, которые продолжают вести свой неприглядный быт в корпусах, спрятанных глубоко во дворе «Лукьяновки».
