Евгений Насадюк первым вышел на майдан в Донецке. Случилось это тогда же, когда люди вышли в Киеве, — 21 ноября 2013-го. Об этом факте мало кто вспоминает. Считается, что донецкий майдан не был таким многочисленным и масштабным, а в январе активисты и вовсе были вынуждены отказаться от протестов из-за угроз.
Евгений — не активист, он — художник, акционист, режиссер кино. Если уж ему и приходилось протестовать, он выражал свою позицию посредством перформанса. К примеру, однажды прошел на коленях от станции метро «Арсенальная» до Лавры, тем самым поднимая вопросы не только веры, но и доступности города для инвалидов и людей с ограниченными возможностями. Искусство остается для него площадкой, где можно говорить обо всем.
Надежды и отчаяние
Под псевдонимом Петра Армяновского Евгений Насадюк снял нескольких документальных фильмов о Донбассе: «Мясокомбинат» (2012) — о выборах в Донецке; «На Востоке» (2015) — о пограничной зоне; «Шахтерские истории с запада на восток» (2016). Последний фильм снимали на основе диалогов с шахтерами пограничной зоны, а также во Львовской области. Фильм — о поисках общего и различного, о мечтах и переживания шахтеров с разных концов страны — запада и востока.
— Недавно вы сняли фильм о шахтерах на Донбассе и во Львовской области. О чем рассказывали люди и о чем предпочитали молчать?
— Там две части — это устная история с интервью и, собственно, фильм. В первой части мы работали со всеми желающими. А в фильме посмотрели на некоторые истории более остро и критично.
Если говорить про общее у шахтеров и западной, и восточной Украины, то это открытость, доброта, чувство юмора. Но у них есть и тревожность перед будущим: их всех волновало, что будет дальше. У многих мечты связаны с этой работой — одни хотят стать начальниками, другие — добыть тонну угля. Когда нет никаких перспектив, люди пребывают в отчаянии. Об этом они не хотели говорить на камеру, они хотели остаться в истории другими, не отчаявшимися.
Самый искренний разговор о войне был с Героем Украины Сергеем Реденко, который работает на ГП «Львіввугілля». Он говорил, как ждет окончания войны и встречи со своими давними друзьями из Донбасса. Он созванивается с ними каждый день, говорит, что у него болит сердце и душа из-за войны.
Помню еще одну семью на западной Украине. Они пригласили нас на день рождения дедушки, которому исполнилось 80 лет. Тогда они не хотели петь, потому что им было неловко, ведь в стране — война.
Прописка — Банковая, 10
— Как изменилась Ваша жизнь после того, как Вы стали переселенцем?
— Год назад я оформил ФОП (физическое лицо — предприниматель) в Киеве, это мой первый опыт подобных трудовых отношений с государством. Чтобы оформить в Киеве любые документы, нужно зарегистрироваться как переселенец. Хотя я себя таковым не ощущаю, но для реализации каких-то проектов нужно было принять этот статус. Так я, по сути, получил преимущество по сравнению с другими людьми, которые живут в Киеве, но у которых регистрация и налоговая находятся в других городах. В документах нужно было указать место проживания в столице. Я указал: «Банковая, 10». Ограничений нет — где хочешь, там и записывайся. Я не знаю, поняли ли эту шутку. Я написал этот адрес с легкой долей иронии.
Насаднюк признает, что сам ничего не делает для того, чтобы изменить сложившуюся на востоке ситуацию. «Протестовать? Но мне хочется это решить как-то иначе. И если говорить серьезно, я ощущаю какое-то бессилие и фрустрацию», — говорит он.
— Возвращаясь к теме переселенцев, ощущаете ли Вы изменение отношения к ней спустя три года войны? По прежнему ли существует определенная стигматизация этой группы населения?
— Мне кажется, что ситуация изменилась. В Ветхом Завете описывается Плач Иеремии, когда Иерусалим пал. Три года можно было подставить на это место Донецк, и эта ситуация могла бы прочитываться очень современно. Но невозможно плакать три года подряд. Тогда начинаются поиски того, кто будет поддерживать твой плач, кому это будет интересно. Но с другой стороны, плач перестает быть искренним.
Сейчас проходят «круглые столы» по проблемам переселенцев. Два года назад это было бы актуально, сейчас нужно поднимать другие вопросы.
— Что тогда стоит делать?
Нужно не говорить, что у переселенцев нет возможностей, нужно эти возможности создавать. Проблемы переселенцев зачастую заканчиваются или начинаются на линии разграничения, где нас запугивают, на нас давят или где нам не рады. Думаю, права человека должны быть главным при решении любых действий.
Бежать от войны
— Некоторые чиновники говорят, что есть связь роста преступности в тех районах, где много переселенцев из Донецкой и Луганской областей. Так думают и многие обыватели.
— Когда люди ехали из Донецкой и Луганской областей, они бежали от войны и бедствия. В данном случае их политические взгляды не так важны. Кого они поддерживают, а кого нет — это второстепенное. Даже у меня к некоторым людям, которые имеют проукраинскую позицию, есть недоверие.
К примеру, есть попытки создать народный орган, который бы представлял интересы жителей Донецкой и Луганской областей, но я бы не сказал, что это такой же удачный пример, как скажем, Меджлис крымско-татарского народа.
Кто сейчас представляет интересы Донецка? Довоенный мэр Лукьянченко до сих пор официально является мэром, но где он? Я не нашел его электронной декларации. Если он легитимный мэр, то он должен был заполнить ее.
Или скажем Ринат Ахметов, который возит гуманитарную помощь, вроде бы это хорошее дело, согласитесь, но как тогда быть с тем, что он не сделал или сделал до войны?
Согласен, что нужно изучать опыт денацификации стран после Второй мировой войны, говорить об ответственности. Возможно, документальное кино может быть подобным проговариванием, говорит Насаднюк.
Трейлер к фильму можно посмотреть здесь.
Крикуны и кликуши
— Очевидно, что так называемые элиты самоустранились от принятия решений, а новые элиты еще не сформировались.
— Что делать? Ждать, когда бывшие комсомольцы умрут? Это вариант скорее для просветленных, которые могут сидеть у реки и ждать изменений.
Одно время я очень хотел пойти добровольцем на войну, но, с другой стороны, я понимал, что не хочу стоять, к примеру, у блокпоста и проверять документы у бабушек и дедушек, которые едут получать украинскую пенсию. Я не смогу оказаться солдатом, который будет видеть ошибки своих генералов.
Помните, как разрушилась Козацкая Рада в романе Пантелеймона Кулиша «Черная Рада»? Свобода и демократия превратились в то, что кандидаты на старшины покупали крикунов, и крикуны выбрасывали по две шапки вверх, они громко кричали. У меня сейчас такое же ощущение, я не понимаю, где площадка, которая мне позволит высказаться и быть услышанным. Когда я вышел в Донецке (в 2013-м), был готов к тому, чтобы быть услышанным. В Киеве сейчас я не знаю ни одного такого места, где бы ко мне было доверие. Потому что проплаченные митинги везде.
