Дети "серой" зоны

— Ну, если будут стрелять, мы услышим. Сразу будет три звонка, тогда надо взять с собой фонарик и подстилку, ну, у кого что, например, одеялко, и пойдем вместе с учительницей по коридору в бомбоубежище, — девятиклассница Руся Абросимова рассказывает о том, что может начаться каждую секунду, спокойно и даже весело. — Вы не беспокойтесь, у меня хороший фонарик!

Марьинку обстреливали и накануне нашего приезда, и сразу после него. Из 512 школьников сейчас учится 160,

остальные выехали из опасного района подальше. Учителя рассказывают, как повзрослели дети в последнее время, как стали ценить возможность учиться.

Окна школы заложены мешками с песком, были доверху, часть убрали, чтобы хоть немного солнца просушить влажные матрасы. На стене красная изолента — это линия обстрела, то есть, кто выше ростом, передвигается на корточках, если просто пригибаться, учителя ругают, а вот там, где зеленая — можно выпрямиться во весь рост.

...

Video PortalNew Gallery 2016/10/31originaldate 1/1/0001 6:00:00 AMwidth 2048height 1365originaldate 1/1/0001 6:00:00 AMheight 800width 1200orientation 1camerasoftware Adobe Photoshop CC 2originaldate 1/1/0001 6:00:00 AMwidth 2048height 1365focallength 20flash 9cameramake Canonheight 853fnumber 7.1exposuretime 0.005camerasoftware Adobe Photoshop Lighoriginaldate 10/17/2016 2:43:05 PMwidth 1280cameramodel Canon EOS 600Doriginaldate 1/1/0001 6:00:00 AMheight 700width 1280camerasoftware Adobe Photoshop Ligh

Кинооператоры Ярослав Пилунский и Юрий Грузинов тоже завешивают окна класса, теперь черной пленкой — команда"Желтого автобуса" вместе с режиссером Лорой Артюгиной из «Нового Донбасса» привезла в Марьинку фильмы, которые летом в лагере мира под Одессой снимали дети из зоны АТО. Сорок пять школьников делали все самостоятельно, от съемок до грима, были одновременно актерами, звукорежиссерами, костюмерами и декораторами. И сценарии сочиняли сами, такие немного волшебные, немного задумчивые — Руся, например, играла девочку из мальчикового сна, она приснилась ему с лицом кошки, а потом он увидел ее в жизни…

Премьера фильмов — перед учителями и одноклассниками, аплодисменты,

вопросы юным актерам и операторам. Лес поднятых рук на вопрос, кто еще хочет делать кино, и чуть меньше, когда мы с Еленой Чередниченко рассказываем о новом проекте, детской газете, которую могли бы делать сами дети прифронтовой зоны, в которой не осталось никаких местных СМИ, да и не местных тоже. Рассказываю, что совсем не сложно стать писателем или сценаристом — нужно просто уже сейчас научиться записывать свои мысли, впечатления, наблюдения, описывать то, что происходит вокруг, волнует и впечатляет. За яркими впечатлениями этим детям ходить далеко не надо — регулярные обстрелы и дома, и в школе, инструкции, что делать, если нашел взрывоопасный предмет, буквально на каждой двери.

Обедаем в гостях у протестантов, здесь готовит на всех Галина Заболотна, живущая в Марьинке на самой нулевке, там, где целых строений вообще не осталось, а из людей на восемь домов — она одна.

Едем в Красногоровку — там нас ждут в местном сельскохозяйственном техникуме, специально собирают на киносеанс детей со всех школ: уроков, в отличие от Марьинки, здесь временно нет, экономят на отоплении. Похоже, изо всей зоны АТО здесь больше всего детей: на пустынных улицах то малыши с мамами, то стайки подростков — кажется, вообще нет другого населения.

— Нет, в Авдеевке детей больше, но и у нас достаточно, 1450 только тех, кто школьного возраста, учащиеся, а с малышами так за две тысячи, — консультирует меня глава военно-гражданской администрации Олег Ливанчук. Здесь, в девяти километрах от Донецка, «одинокий шериф», как его здесь называют, лично контролирует всю жизнедеятельность города, в котором осталось более 12 тыс. жителей и добавились донецкие переселенцы.

Главная проблема — отопление. Наладить его можно только точечно, и то электрическое — водяное уничтожено в стольких местах, что не восстановить, газа тоже в городе нет уже два года. При этом соседняя Кураховская ТЭС дает свет вначале в оккупированный Донецк, и только потом в Красногоровку — так проложены провода. Прошлой зимой жили без света, сейчас он чаще есть, чем нет. А для тепла все, кто мог, поставили себе «буржуйки», и теперь местные жители, желающие сэкономить на покупке дров, рубят посадки или собирают ветки.

— Сейчас три школы работает, остальные две разбомбили, ремонтировать мы не стали, а скоро будет одна, так как остальные здания не приспособлены к зиме, — рассказывает Олег Петрович. — В две смены придется учиться, как и год назад. Зато с досугом уже повеселее: в музыкальной школе девяносто детей учится, есть спортивные секции, волейбол, бокс, дом творчества

работает, вяжут, лепят…

Рассказываю о том, что приехали учить детей журналистике, как писать правду о том, что видят. Сходимся на том, что только правдой можно победить в этой войне, в которой слова стали оружием, а искаженная информация — смертельно опасным вооружением.

— Люди ведь все видят. Все слышат и все понимают. Этим людям больше нельзя врать, — говорит Ливанчук. — Сейчас у нас дети более патриотичны, чем учителя — они хоть могут смотреть новости в интернете, когда нет перебоев со светом… Знаете, до войны тут никто никогда никуда не выезжал, а за эти два года минимум 250 детей проехались всей Украиной, для них открылся другой мир, и это очень важно. Но дети напуганы, как ни крути, и с ними еще работать и работать… Психолог к нам приезжала, так я ее протестировал и не пустил к деткам — ее саму еще обучать надо, взяли учительницу младших классов, прочитали ей лекцию… Она никогда не видела детей, которые видели войну — что она им скажет?!

Пока дети собираются на показ фильмов, разговариваю с Ириной Журавлевой, 16-летней учащейся техникума. Она рассказывает, как попало под обстрел их опытное хозяйство, была ранена лошадь Звездочка, любимица всех детей, убит ее жеребенок. Да и лошадь тоже потом пришлось зарезать. Рассказывает, как они с родителями выехали сюда из Донецка, спасаясь от обстрелов, жили там на окраине в частном секторе, все бросили, и свиней в хлеву запертом. Сосед сказал, что сдохли они все, погибли под обстрелом. А потом через два месяца отец поехал за вещами, заходит в сарай с пробитой крышей, а там четыре глаза глядят, они за это время ели только лук, там его несколько мешков было, так и выжили.

Для показа фильмов есть два варианта: большой холодный актовый зал и теплый, но поменьше. Решаем, что лучше в тепле и тесноте. После показа выступают все, кто снимал и снимался летом, рассказывают о том, что в одном из фильмов сняли свои страхи и то, как с ними бороться… А в остальных — любовь, дружба, мечты, обычные, подростковые. То, что присутствуют те, кто только что был на экране, — повод для громких аплодисментов битком набитого зала.

Переходим к практическим занятиям по журналистике. Четырнадцатилетний Дмитрий Покинтелица продолжает работать оператором, а его ровесница Лена Ефимова берет интервью по поводу мира на Донбассе у случайно заехавших в Красногоровку в день встречи в «нормандском формате» президентов Украины, России и США, которыми вызываются быть другие школьники.

Быстро становится весело: главы государств путаются в ответах, мнутся, стесняются журналистского микрофона. «Президент Украины» не хочет войны, потому что она братоубийственная, и поэтому будет мириться с Донбассом, о котором он сам не знает, часть это Украины или нет. «Президент России» обещает защищать русскоязычных, а на вопрос, знает ли он, что их на самом деле здесь в Красногоровке никогда и не обижали, наоборот, говорит, что его это вообще не волнует, все равно будет защищать, чтобы здесь люди жили также хорошо, как в России. «Президент США» соглашается, что он воюет с Россией на территории Украины и сообщает, что дал украинской армии американское оружие. Впрочем, все президенты легко меняют свои убеждения под журналистским напором, дети в зале хихикают, с места предлагают спросить лучше главу «ДНР», и тут же оказывается, что никто здесь не в курсе, что это новообразование не признано мировым сообществом.

Здесь о политике с детьми не говорят ни учителя, ни родители. Это как бы правило хорошего тона. А здесь, с нами, это просто игра. Украинского телевидения в городе нет. Только российское и «новороссийское». У трех девочек и двух мальчиков из примерно 80 школьников на нашей встрече есть дома спутниковые антенны, и они смотрят телеканал «Украина» и «Интер».

Забегу вперед — примерно та же ситуация с информационным пространством окажется на следующий день в Николаевке. Там пятнадцатилетний «президент» расскажет, что принципиально не верит никаким средствам массовой информации и, соответственно, их не читает, не смотрит и не слушает. Российским — еще после распятого Киселевым мальчика в соседнем Славянске, а украинским — после боев 2014-го, когда по информационным сообщениям за сутки был убит один военнослужащий украинской армии, а его родители видели своими глазами 12 тел погибших бойцов на блокпосту.

Сергей Ищенко, глава Луганского обласного союза участников вооруженных конфликтов, бывший боец батальона «Донбасс» с позывным «Захар», живет в прифронтовом Северодонецке. Его беспокоит, что реального патриотического воспитания в школах практически нет, увиденные нами тоже повсеместно красивые стенды с украинской символикой, гербом, гимном и портретом президента Порошенко не могут заменить откровенного разговора с учителем, который искренне любит Украину, понимает и чувствует ее проблемы, видит выход из них, в том числе и в воспитании нового поколения граждан, и может научить детей тому же.

— Здесь, в прифронтовой зоне, собственно дети стали не только свидетелями трагедии, но и заложниками ситуации. Потому что, в отличие от детей из мирных регионов, они ограничены в возможностях реализации своих желаний и надежд, и самое страшное, что у них нет уверенности в завтрашнем дне, об этом постоянно говорят их родители, и детям остается жить только сегодняшним днем, то есть войной. Я на днях общался с мальчиком, ему где-то 10−11 лет, так он легко может отличить, например, гранату Ф-1 от СГГ- 5, «Грады» от мин, распознает с полувзгляда, от чего именно гильзы, которые здесь буквально всюду валяются, рассказал мне, что такое «ответка» и куда нужно прятаться во время обстрела. Это страшно, но, к сожалению, таков логический результат войны. А ужасает даже не это, ужасает то, что маленький человек вообще не понимает слова «Родина». Значит, не понимают и его родители. А это уже действительно страшно, с этого все и началось…

Вместе с детьми едем посмотреть город. Девятиклассница Алина Смолинова рассказывает, как начала писать патриотические стихи о любви к Украине после того, как прилетевшие со стороны Донецка снаряды разрушили ее квартиру в микрорайоне Солнечный. Она могла бы уехать с родителями — те сейчас в столице на заработках, но нужно помогать бабушке, ухаживающей за лежачей прабабушкой. Алина показывает нам свою бывшую квартиру, точнее, обгоревшую

коробку на третьем этаже и объясняет, что им очень повезло — они буквально утром успели вывезти почти все вещи на другой конец города, где сняли комнату в частном секторе, а днем уже и прилетело…

— Нашей соседке осколок в ногу попал, пятку срезал. Она в моей школе уборщицей работала, ну, в бывшей школе, которая теперь пустая стоит, по ней тоже попало, — рассказывает Алина.

Вот дом, в котором еще остаются жить люди, несмотря на минимум десяток разрушенных с разных сторон квартир. На дверь подъезда прочно наклеена памятка о «бытовом сепаратизме», утверждающая, что за «слухи о несуществующем притеснении русского языка» и «критику мобилизации» положено от 7 до 12 лет лишения свободы, и призывающая информировать СБУ, если кто-то из соседей будет замечен за такими деяниями, а лучше — записан и сфотографирован. При этом в число поводов для наказания за бытовой сепаратизм входит «сеять упаднические настроения». Помню, в 2014-м, когда впервые увидела этот текст в Славянке, местный житель мне объяснил, что упадничество — это говорить, что война в этом году не закончится…

Ох, Министерство информации Украины, что ж ты сеешь на самом деле, очевидно, из наилучших побуждений передергивая упомянутую в листовке ст. 110 У К Украины, в которой нет ничего подобного? Как мне объяснить теперь детям, что вышеупомянутый срок тюремного заключения грозит за «посягательство на территориальную целостность и неприкосновенность Украины, повлекшее гибель людей либо иные тяжкие последствия», если здесь и дети, и взрослые считают эту листовку официальным документом от украинской власти?! К слову, единственным за все долгих два с половиной года, затрагивающим самую больную в регионе тему. И никакой возможности поговорить «об этом» с кем-либо, обсудить, проконсультироваться — даже бесплатный номер телефона доверия Службы безопасности Украины, бывший на подобных листовках в 2014-м, больше не указывается.

Мимо проезжает старик на велосипеде, бдительно оглядывает нашу компанию. Ровно через минуту Алине звонит бабушка, чтобы она немедленно шла домой и не гуляла у бывшего дома, где стреляют. Да, там, где нет других СМИ, «сарафанное радио» на высоте. Но, вроде, тихо… И тут же мы слышим выстрелы с той стороны. Одиночные, похоже, снайпер.

Быстро уезжаем. Подвозим детей к их домам. Обнимаемся на прощание, обещаем приехать снова. И уезжаем из «серой» зоны. А они остаются.