В марте 2012 года в России состоялся один из самых громких процессов последних лет — дело Pussy Riot. Три участницы группы — Мария Алехина, Надежда Толоконникова и Екатерина Самуцевич — были арестованы за панк-молебен «Богородица, Путина прогони» в храме. Алехину и Толоконникову осудили на два года лишения свободы.
Сейчас они на свободе. Занимаются правозащитной деятельностью и, в частности, отстаивают права политзаключенных. Последние несколько месяцев Алехина ездит по миру со спектаклем «Горящие двери» — это работа белорусского свободного театра. В спектакле рассказывается три истории заключения — самой Маши Алехиной, акциониста Петра Павленского и украинского режиссера Олега Сенцова, которого в РФ засудили на 20 лет за «терроризм».
В Украину Маша приехала на полтора дня — и в них нужно успеть вместить несколько эфиров, где она рассказывает о политзаключенных. В интервью Realist’у Алехина рассказала, должен ли художник быть героем, почему публичность помогает политзаключенным выжить и как научиться не бояться.
— Маша, расскажите о судьбе Pussy Riot. Что сейчас с проектом?
— С 2012 года все сильно изменилось. Анонимный проект героев в балаклавах, которые нелегально захватывают различные площадки в Москве, был видоизменен. Это произошло в марте, когда троих участниц закрыли и отдали под суд. С них сняли балаклавы, они потеряли свою анонимность, но приобрели что-то другое, более важное.
Потом я и Надя получили тюремный срок. Когда мы вышли из колонии, то решили заниматься правозащитной деятельностью. Потому, что о нас узнало большое количество людей по всему миру. Мы начали правозащитный проект Медиазона и Медиаправо под именем Pussy Riot. Так появилась наша правозащитная линия, которая по сей день жива.
Если говорить о творческих вещах, то они выглядят совершенно по-разному. Мы делали акции, делали видеоклипы, и Надя их делает до сих пор, это политические видео. Я делаю проект с белорусским свободным театром. Это по форме разные вещи, часто это новые вещи, но они все делаются под именем Pussy Riot. Самое важное то, что мы действуем по тем же принципам, что и в 2012 году.
Трейлер к спектаклю «Горящие двери», в котором Алехина играет саму себя. О спектакле лестно отзывались ведущие зарубежные СМИ, к примеру, The Guardian написал: «Хриплый, прямой и без прикрас». А Financial Times назвал его «обжигающей политической историей».
— В спектакле «Горящие двери» рассказывалось три истории — ваша, Петра Павленского и Олега Сенцова. Вы говорили, что хотели показать все ужасы тюрьмы, в том числе пытки и обыски. Получилось ли это у вас для каждой из истории?
— Я не режиссер спектакля, я участвую в нем, и я там являюсь собой. Твой вопрос к зрителю — если он почувствовал историю, значит, она удалась. Если нет — значит, мы что-то сделали не так.
То, что каждый раз происходит на сцене — это достижение некого физического предела. Когда я выхожу из комнаты, где у нас находятся гримерки в помещении театра, я вижу людей, которые подходят ко мне со слезами на глазах. Этих людей было много. Не думаю, что кому-то было бы интересно имитировать слезы.
Я считаю, нет никакой стены и барьера между актерами и зрителями. Все являются участниками одного процесса, который происходит в зале. Реакция и слова многих зрителей, которые говорят, что получили удар под дых, думаю, соответствуют действительности.
— В начале спектакля вы снимаете балаклаву. Позже вы объясняли, что не хотите, чтобы общество воспринимало художника как героя. Олег Сенцов для украинцев тоже в некотором смысле герой. Как вы думаете, это ему помогает или мешает?
— Здесь важно отделить художественный язык от языка, на котором мы говорим в социуме. И Петя Павленский, и Сенцов, и я, в каком-то смысле, герои. Но внутри спектакля мы говорим не об этом. Было бы странно декларировать собственный героизм, это был бы кич и провал.
Безусловно, если мы говорим о жестах и поступках, которые были сделаны, в частности Олегом, я думаю, что это поступки с большой буквы, они героические. Но в спектакле мы говорим о других вещах.
— В спектакле есть сцена, где вы выходите из тюрьмы и на вас тут же обрушиваются репортеры с провокационными вопросами. Как вы думаете, в борьбе за права политзаключенных пресса — помощник или враг?
— Любое медиа — это сила. Но любое медиа, которое ангажировано, прежде всего, государством, не является, скажем так, ничем полезным. Пропаганда — это нот гуд, это азбучная истина. Журналистика должна быть объективной, это очевидно, но та реальность, в которой мы существуем, она отличается от картинки, которую нам хотелось бы видеть. И пропаганда занимает все большую нишу в российских СМИ, практически выдавив все остальное. Мы живем в этой реальности, мы в ней работаем. Нужно просто действовать исходя из этого.
#FreeSentsov
— Вы говорили, что после спектакля многие стали писать Олегу письма в тюрьму. Как вы думаете, помогает ли его делу такая публичность?
— Я хочу уточнить, что письма люди писали не из дома. После спектакля каждый может взять открытку, которая лежит у двери, и передать ее человеку из театра в руки. Дальше они переводятся с английского на русский и передаются в тюрьму.
О публичности. Она, во-первых, может создать подушку безопасности, которая необходима каждому заключенному, в первую очередь политическому.
Если администрация любой колонии или СИЗО знает о том, что о заключенном не забыли, она, по крайней мере, не будет его бить.
По сути, здоровье, это все что у нас есть. И если человек сидит за наши общие интересы, то он должен быть здоров. И жив. Общественное внимание — та штука, которая позволяет создать этот минимум.
Что касается освобождения, то здесь важна реакция не только общества, но и политиков. Если мы говорим об Украине, то это лоббирование в Европе вопросов, связанных с ужесточением санкций в отношении тех российских чиновников, которые причастны к делу Сенцова, Кольченко и всех остальных политзаключенных.
Нужно требовать от России обмена или выдачи. На мой взгляд, гораздо более реальным является обмен политзаключенных на тех военнопленных, которые есть на территории Украины. Они правда есть. Другое дело, что их имена неизвестны и здесь должно сработать журналистское и правозащитное сообщество. Чтобы появился список на обмен.
— А почему о российских, назовем их «политзаключенными», в Украине почти ничего не говорят?
— Потому что проект «русская весна» был слит Владимиром Путиным еще год назад. И все те ребята, которые шли на добровольческих основах воевать за «ДНР» и «ЛНР», остались в огромной заднице. И все те усилия, которые предпринимаются, чтобы вытащить их, тщетны, поскольку доступ к медиа закрыт.
Я хорошо общаюсь с ребятами из «Другой России», чьи члены массово ехали на Донбасс. Они просто никому не нужны. Их убивают, а на них всем плевать, потому что сейчас на повестке дня другие вопросы. Но люди находятся здесь, и я точно знаю, что есть живые люди, которым они нужны.
Научиться не бояться
— Если посмотреть на дела украинских политзаключенных в России, то все они абсурдны. Самых неподходящих людей берут на роль преступников и топорно шьют дела. Почему Кремль не работает более гладко?
— Потому что здесь не нужна гладкость. Им уже на все насрать. Политический лидер запросто отбирает кусок чужой территории, наплевав на все выводы, которые сделала европейская цивилизация после Второй мировой войны. О каком такте может идти речь?
Такт и гладкость, как ты выразилась, могут существовать тогда, когда за тобой ведется пристальное наблюдение со стороны мирового сообщества. А его нет. Поэтому Путин и его команда давно поняли, что у них развязаны руки, и они могут белыми нитками шить все, что угодно.
— После возвращения Надежды Савченко активно ходили слухи, что Сенцов — следующий на обмен. Но потом процесс заглох. Почему?
— Все обычно глохнет ровно по одной причине — это недостаток давления. На дело Сенцова давили меньше, чем на Савченко. По Савченко, во-первых, сработала очень сильная команда. А во-вторых, и это мне кажется более важным фактором, Савченко политик. Она изначально позиционировала себя как политического деятеля. Сенцов этого не делает. Несмотря на то, что в его поддержку высказались режиссеры, актеры, художники со всего мира, со значимыми и громкими именами, это не сыграло той роли, которая предполагалась. Нужно продолжать действовать и показывать, что Олег Сенцов не будет забыт, и его свобода является главной целью.
— Каких практических результатов вы ждете от поездки в Украину?
— Я не расцениваю поездку как отдельное событие. Эта часть той деятельности, которой я занимаюсь. Верю ли я в то, чем занимаюсь? Да.
— Сенцов говорил: «научитесь не бояться». Как вы думаете, вы смогли это сделать?
— Нельзя научиться не бояться навсегда. Этому нужно учиться каждый день. Это не тот навык, который можно приобрести как ноутбук. Это преодоление страха. И это, по сути, и есть освобождение.
