Ольга Омельянчук о том, почему нельзя жалеть жертв домашнего насилия

Бьет - значит любит. На самом деле - нет. И не надо убеждать себя в том, что насильник исправится и поставил синяк последний раз. Это справедливо и для жертв-женщин, и для жертв-мужчин, которые, кстати, тоже нередко оказываются битыми. Но сегодня, в международный день борьбы за ликвидацию насилия над женщинами, учрежденный Организацией Объединенных Наций 25 ноября, поговорим о том, стоит ли жалеть жертв-женщин.

Сегодня отмечают Международный день борьбы за ликвидацию насилия в отношении женщин. Где-то в странах ЕС наверняка показывают ролики о том, как представительницы слабого пола годами жили с настоящими монстрами, но все-таки смогли найти в себе силы уйти.

В Украине проблема насилия над женщинами, особенно если речь идет о домашних издевательствах, стоит более, чем остро. Согласно мировой статистике и данным МВД Украины, в 93% случаев от домашнего насилия страдают именно женщины.

Наверное, в каждой высотке, в каждом селе и поселке есть те, кто терпит насилие над собой. Но мне кажется, что в таком положении дел отчасти виноваты сами представительницы слабого пола. Объясню, почему.


Когда насилие нравится


Чтобы не было комментариев из серии «да, что она может знать — сама-то никогда не была бита», сразу оговорюсь: бита была, виновный сразу же был послан куда следует и навсегда исчез из моей жизни. Почему? Потому что я не верю в «случайно», «вспылил» и «по пьяни»: если ударил раз — ударит еще раз.

За свои относительно молодые 25 лет, по работе и просто в жизни, я встречала довольно много женщин, которые подвергались домашнему насилию. Это были в основном измотанные заботами девушки без блеска в глазах и глобальных планов на будущее. Таких мне искренне хотелось поддержать. Каюсь, хотелось даже пожалеть.

Но были и есть те, кому в самом деле нравится насилие над собой. По-другому я это назвать не могу. Таких мне жалеть и понимать не хочется — они кажутся самодостаточными, имеют высшее образование, интересную работу, но по-взрослому и со вкусом «прутся» от мордобоев со стороны мужиков.


«Извини, по пьяни»


В университетские годы у меня была довольно близкая подруга. Девушка интересная и видная — умная, веселая, из приличной семьи. Она из тех, кто любит кино, домино, театры и всякие приличные способы провести досуг. А вот парень ее был тот еще подонок. Подружку он избивал до ушибов, синяков и гематом. Бил в основном по пьяни. Когда лупил, то зачастую приговаривал: «потому что не нужно со мной в таком тоне разговаривать», «зае**ла», «ты на меня вообще должна молиться».

Между унижениями и синяками парень подружки дарил ей цветы и целовал руки. Она велась и прощала, была снова бита, снова прощала и снова велась. В 20 лет ее жизненная драма казалась мне невероятно глубокой — утром мы расходились на пары — каждая в свой университет, а вечером встречались, обсуждали бренность бытия и даже плакали. В моем присутствии парень подружки не проявлял агрессию. Напротив, почти всегда был милый и обходительный. А однажды в жаркий летний вечер он выпил лишнего и ударил ее при мне. Оля, конечно, заступилась.

В моем присутствии парень подружки не проявлял агрессию. Напротив, почти всегда был милый и обходительный. А однажды в жаркий летний вечер он выпил лишнего и ударил ее при мне. Оля, конечно, заступилась.

Произошел скандал с криками, воплями и небольшой потасовкой. И знаете, что было потом? А ничего. Конфликт с рукоприкладством замяли через 20 минут: «Все, прости. — Да, ок. И ты меня тоже».


Хоть какой-то мужик


А еще в поселке в Киевской области, где у нас с родителями была дача, по соседству жила женщина. В детстве и юношестве она казалась мне самым добрым человеком в мире. Женщина заплетала свои темные волосы в тугой пучок, пахла парным молоком, шкварками и навозом. Ее жизнь протекала довольно однообразно: в первой половине дня она работала в местном детском садике, вечером управлялась с хозяйством, а ночью пряталась от озверевшего и пьяного мужа вместе с детьми.

Мы часто приходили с мамой к этой женщине в гости. Покупали у нее молочку, яйца и птицу, просто пили чай и даже делали вместе консервацию. Мама спрашивала у женщины, почему она не бросит мужа, ведь дети уже почти взрослые, от мужа никакой пользы по хозяйству, дом тоже принадлежит не ему, да и вообще есть возможность выгодно поменять место жительства. Женщина смахивала со лба испарину и в духе «пригноблених, але нескорених» всегда отвечала: «Давно уже не люблю его, но так есть хоть какой-то мужик».


Иметь смелость


Сложно сказать, остались ли героини моих рассказов со своими деспотичными возлюбленными. Связи с ними, увы, уже потерялись. Но одно известно наверняка: и у первой, и у второй точно была зависимость от агрессии. Да, сложно что-то менять, да, любовь — это прежде всего, и еще миллион «да».

Но насилие над женщинами — это глобальная проблема. Ее нельзя принимать или оправдывать. И девушек, которые живут с агрессорами, жалеть нельзя. Прежде всего они сами должны хотеть что-то поменять. Если терпят унижения — значит, так им удобно, значит, так им нравится.

Чтобы побороть насилие, нужно не только наказывать его источник, но и проводить воспитательные работы с женщинами — жертвами агрессоров, чтобы уважали себя и имели смелость отказываться от роли жертв.

Мнение редакции Realist’a не всегда совпадает с мнением автора.

Читать все новости