После распада СССР в 1991 году идеологическое противостояние ХХ века казалось оконченным. Капитализм победил, а социализм стал притчей во языцех — иллюстрацией экономических неудач и политического угнетения. Но сегодня, 30 лет спустя, социализм снова в моде, и в причинах этого явления разбирался The Economist.
В США новоизбранная конгрессвумен Александрия Окасио-Кортес, называющая себя демократической социалисткой, стала сенсацией даже на фоне того, как расширяется поле кандидатов в президенты от Демократической партии на 2020 год. В Великобритании Джереми Корбин, бескомпромиссный лидер Лейбористской партии и главный критик Терезы Мэй, также еще может выиграть ключи от Даунинг-стрит 10, став премьер-министром Великобритании. Социализм бушует, резко критикуя все, что пошло не так в западных обществах.
В то время как правые политики слишком часто уступали в битве идей, погружаясь в шовинизм и ностальгию, левые сосредоточились на неравенстве, окружающей среде и способах наделения властью граждан. Тем не менее, хотя они правильно трактуют некоторые проблемы, их политика страдает наивностью в отношении бюджетов, бюрократии и бизнеса.
Новый социализм удивляет своей живучестью. В 1990-х левые партии сместились к центризму. Будучи лидерами Великобритании и США, Тони Блэр и Билл Клинтон утверждали, что нашли «третий путь» — договоренность между государством и рынком. «Это мой социализм», — заявил Блэр в 1994 году, упразднив популярную среди лейбористов идею общественной собственности на средства производства. Социалистов такой жест удовлетворить не смог, и сегодня они воспринимают «третий путь» как тупик. Многие из них — миллениалы.
Исследование института общественного мнения Гэллапа показало, что около 51% американцев в возрасте 18−29 лет положительно относятся к социализму. На президентских праймериз 2016 года за демократического социалиста Берни Сандерса проголосовало больше молодых людей, чем за Хиллари Клинтон и Дональда Трампа вместе взятых.
В Европе ситуация аналогична. Почти треть французских избирателей в возрасте до 24 лет на президентских выборах в 2017 году проголосовали за левого кандидата. Но социалисты-миллениалы не обязательно должны быть молодыми. В Великобритании многие из самых ярых поклонников 69-летнего Джереми Корбина так же стары, как и он.
Не все цели новых социалистов особенно радикальны. Примером таких установок в США является универсальная система здравоохранения, которая успешно функционирует в других странах первого мира. Левые радикалы соглашаются сохранить преимущества рыночной экономики. И в Европе, и в Америке левые представляет собой широкую и гибкую коалицию, для которой характерно брожение идей. Тем не менее, есть у них и общие темы.
Социалисты-миллениалы недовольны, что неравенство вышло из-под контроля и что экономика настроена в пользу корпораций. Они считают, что общественность жаждет перераспределения доходов и власти, что близорукость и лоббизм заставили правительства игнорировать растущую угрозу климатической катастрофы, а институты, которые управляют обществом и экономикой, больше не служат интересам простых людей и должны быть «демократизированы».
Некоторые из этих проблем неоспоримы, в особенности лоббизм и пренебрежение окружающей средой. Кроме того, за последние 40 лет неравенство на Западе действительно возросло. В США средний доход 1% богатейших вырос на 242%, что примерно в шесть раз выше, чем у среднего класса. Но новые левые неправильно понимают важные части своего «диагноза» — так же, как и большинство своих «назначений».
Начнем с диагноза. Неверно думать, что неравенство неумолимо растет. В США неравенство в доходах снизилось в период между 2005 и 2015 годами с учетом налогов и трансфертов. До 2017 года средний доход домашних хозяйств вырос на 10% в реальном выражении. Распространенным является мнение, что трудоустройство стало нестабильным. Но в 2017 году 97 из 100 американцев в возрасте 25−54 лет были штатными работниками, тогда как в 2005 году их было всего 89.
Самым большим источником нестабильности является не отсутствие рабочих мест, а риск очередного экономического спада.
Социалисты-миллениалы также неправильно оценивают общественное мнение. Они правы в том, что люди чувствуют потерю контроля над своей жизнью. Общественность также возмущена неравенством. Налоги для богатых более понятны, чем налоги для остальных. Тем не менее, в обществе нет широко распространенного желания радикального перераспределения доходов. Поддержка американцами перераспределения не выше, чем в 1990 году, и страна недавно избрала президентом миллиардера, обещавшего уменьшить налоговую нагрузку для корпораций.
«Диагноз» левых слишком пессимистичен, но настоящая проблема заключается в его «рецептах», которые являются политически опасными. Возьмем бюджетно-налоговую политику. Некоторые социалисты проповедуют миф о том, что расширение государственных услуг можно оплачивать в первую очередь за счет более высоких налогов на богатство. В действительности по мере старения населения будет трудно поддерживать существующие услуги без повышения налогов для людей со средним уровнем дохода. Конгрессвумен Окасио-Кортес установила налоговую ставку в 70% для самых высоких доходов, но одна правдоподобная оценка предполагает, что это принесет дополнительный доход всего в 12 млрд долларов, или 0,3% от общих налоговых поступлений.
Некоторые радикалы идут дальше, поддерживая «современный монетаризм», который гласит, что правительства могут свободно занимать средства для покрытия новых расходов, сохраняя низкие процентные ставки. Даже если правительства в последнее время смогли занять больше, чем ожидали многие политики, идея, что неограниченное заимствование в конечном не повлияет на экономику, является шарлатанской.
Недоверие к рынкам приводит к тому, что социалисты-миллениалы делают неверные выводы об окружающей среде. Они отвергают нейтральные углеродные налоги как единственный способ стимулировать инновации частного сектора и бороться с изменением климата, но предпочитают централизованное планирование и крупные государственные расходы на зеленую энергию.
В представлении новых социалистов «демократизированная» экономика должна распространять регулирующую власть, а не концентрировать ее. Но местное управление нуждается в прозрачности и подотчетности, а не в легко манипулируемых комитетах: бюрократия на любом уровне предоставляет возможности для захвата влияния ради личной выгоды. Самое чистое делегирование власти — частным лицам на свободном рынке.
Стремление к демократизации распространяется на бизнес. Левые миллениалы хотят, чтобы в советах было больше рабочих, а лейбористы предлагают захватить акции компаний и передать их работникам. Но стремление социалистов усилить контроль над производством коренится в подозрительности к процессам, запущенным глобализацией.
Расширение прав и возможностей работников противостоять переменам приведет к окостенению экономики. Меньший динамизм — полная противоположность тому, что нужно для возрождения экономических возможностей.
Вместо того, чтобы защищать производственные процессы от изменений, государство должно обеспечить эффективность рынков и сосредоточить усилия на рабочих, а не на рабочих местах. Вместо того, чтобы зацикливаться на перераспределении, правительства могли бы улучшить образование и повысить конкуренцию. С изменением климата можно бороться с помощью сочетания рыночных инструментов и государственных инвестиций. А новый социализм хотя и освежает готовностью бросить вызов старому порядку, все же страдает от веры в неподкупность коллективных действий и необоснованно подозревает индивидуальную силу, — так же, как и старый.