Весной 2011-го в Сирии началась война. Абдул-Рахим Халед — танцор и хореограф. Его постановкам аплодируют в Дамасском театре, под присмотром портретов Башара Асада. В украинском Донецке весна 2011-го проходит обычно: шестилетняя Маша Тишевская, с родителями и братом Мишей, готовятся к каникулам у бабушки, на загородной даче, и к ежегодной поездке на машине в Крым.

Через четыре года круг замкнется. Бои на Ближнем Востоке и востоке Украины сведут Тишевских и Халеда в одной точке – в Броварах под Киевом. Он окажется в 2 700 км от родного дома, они – в 700 км. Несмотря на разницу в расстоянии, им одинаково трудно вернуться обратно.

О том, как танец помог найти общий язык сирийским беженцам и украинцам Донбасса, — в репортаже Realist'а.

— Вот, смотри, — наша «сушка» (СУ-25М1. — R°).

Глава семейства Алексей Тишевский сидит у монитора в арендованном сельском доме в Княжичах, 30 км от Киева. Он показывает фото обломков штурмовика с трезубцем, сбитого 29 августа 2014-го в донбасской степи, под Старобешево.

– А вот — сосед, приехал из Донецка спрятать в безопасном месте свою Suzuki Vitara, — продолжает дончанин. — Видишь, «спрятал»: всю машину и забор в итоге осколками разбило. А это — стабилизатор ракеты из «Смерча» (реактивная система залпового огня. — R°), 300 мм в диаметре, весит килограмм 50… Вот дому крышу снесло. Тут, в поле, снайперская позиция была.

Таких документальных свидетельств у Алексея гигабайты, он – профессиональный фотограф. Лето 2014-го Тишевский провел в селе Вознесенка с женой Ольгой, дочкой Машей и сыном Мишей. Семья уехала из занятого сепаратистами Донецка всего на 40 км — туда, где еще были украинские флаги. Сегодня там «республиканский» триколор. Тишевские, как и сотни тысяч дончан, теперь те, кого называют «вынужденными переселенцами», не особо интересуясь их историями.

В мирной жизни Алексей обычно снимал звезд шоу-бизнеса, моделей в стиле ню и то, что сейчас именуют ивентами. Но в горячее лето 2014-го брал в руки камеру, садился на велосипед, объезжал окрестности, став одним из биографов войны на Донбассе. Говорит, не мог сидеть на месте. Любопытство брало верх над страхом.

— Вознесенка, старобешевское водохранилище, мельница и развязка, где рубка была, — Оля Тишевская показывает гугл-карты, объясняя диспозицию, в которой оказалась три года назад вместе с мужем, детьми и украинскими военными. — А тут – Иловайск. Наши отходили с боями на юг, через Кутейниково, по соседней трассе…

Пока родители вспоминают пережитое, 12-летняя Маша бодро разминается, не вникая во взрослые разговоры. Ее ждут дела поинтереснее: через час танцы в Броварах, в студии Mihwar («Ось». — R°), основанной сирийцем Абдул-Рахим Халедом.

О Донецке Маша говорит неохотно. Вспоминает разве что, как ее собака Эля (тогда еще совсем маленький вольфшпиц, а сегодня большой, жизнерадостный пушистый ком) залезала в ванну, прячась от обстрелов.

В Княжичах Маше нравится: тихо, спокойно и новые друзья. Растет новая коллекция игрушечных винни-пухов (прежняя осталась в Донецке). Похоже, по бывшему дому она не особо скучает, а может просто скрывает это. В отличие от хореографа Халеда (так к нему обращаются в Броварах). Сирийский беженец признается: просыпается ночью, открывает ленту Facebook, чтобы увидеть, наконец, хорошие новости. Но их нет — война в Сирии продолжается. На украинском фронте тоже без перемен.

Танцами Халед увлекся, когда в Сирии они не были в почете. В 1993-м уроженцу Дамаска было 15 лет, и на всю страну тогда было всего 20-30 профессионалов – фактически один человек на миллион. Особо не заморачиваясь общественным мнением, он решил плыть против течения.

Халед танцевал в разных коллективах, солировал в одном из самых больших ансамблей Ливана. Затем вернулся в Дамаск, создал труппу, работал хореографом в нескольких проектах. За три года, что провел в Украине, успел отработать по контракту в Ираке. Впереди – командировка в Катар. Его украинские воспитанники выступали в Киеве, Хмельницком, Тернополе.

— За несколько лет до войны уровень сирийских танцоров сильно вырос, — рассказывает он. — Появилось много профессиональных коллективов. Обучать людей приезжали иностранные хореографы, на шоу ходил народ. Война все испортила. Уже в 2011-м стало понятно...

Городской культурный центр «Прометей» в Броварах три раза в неделю превращается в Вавилон. В актовом зале, где Халед проводит занятия, детский смех смешивается с украинскими, русскими, английскими и арабскими словами.

Главный полиглот здесь Ева (Эва — на арабский манер) — двухлетняя дочь Халеда и Марьям. В общении с украинской детворой она легко впитывает чужие для нее языки.

Эва родилась в Украине. Где ее родина и что это такое, родители пока не объясняют. Эва счастлива в своем неведении, много и охотно смеется.

Халед познакомился с Марьям несколько лет назад. Ее мама – украинка. Когда стало понятно, что война не пощадит, Марьям с братом, сестрой и матерью улетела в Украину. Ее возлюбленный оставался в Забадани, пригороде Дамаска. В Сирии до сих пор находится ее отец.

— Халед сделал мне предложение, когда вокруг стреляли, — вспоминает Марьям (она — тоже танцовщица; сейчас сделала паузу — вынашивает второго ребенка). — Но уехать с нами не мог. Из-за боев закрывали посольство, документы не выдавали. Лететь без него очень не хотела. Боялась, что больше не увижу. Пришлось ждать его в Броварах целый год.

Халеду удалось вырваться в Украину в 2014-м (тогда здесь все только начиналось). За несколько лет войны таким же, как он, беженцем в Сирии стало едва не полстраны.

— По правительственному телевидению об этом не говорят, в газетах не пишут, но людям известно о масштабе катастрофы, — делится Халед. — За последние годы уехали 12 млн. Еще 5 млн – внутренние переселенцы. В Сирии у меня остались мама и сестра. Честно говоря, в Украине нет и 10% того ужаса, который творится в Сирии. Я видел трупы, много трупов, трупы каждый день...

На вопрос, скоро ли все закончится, Халед разводит руками.

— Никто не знает, — отвечает. – Все думают, что уезжают ненадолго. Пока конца всему не видно. Каждый день надеемся — все пройдет, и мы вернемся. Все-таки Бровары – не наше место. Все мечты, планы, вся наша жизнь связана с Сирией.

Помимо Маши Тишевской, в студии Mihwar занимаются еще несколько переселенцев с Донбасса. Все они знают, откуда Халед и почему он здесь. Халед знает, откуда Маша и другие дончане. Почему они оказались в Броварах, ему тоже известно. Но разговаривать об этом здесь не принято. Обо всем скажут движения и танец.

— Мы войну не обсуждаем. Эти дети так же, как и мы, оставили свои дома, друзей. Я понимаю, как это больно. У меня в Дамаске все – родные, друзья, два дома, машины, земля. Никто не хотел покидать родину. Нас, как и ваших с Донбасса, заставили это сделать, — говорит сириец.

Халед часто достает смартфон, чтобы посмотреть архивное видео выступлений в Дамаске. Улыбки, яркие наряды, традиционные арабские танцы, эпический балет или contemporary – блаженный Ближний Восток во всей своей довоенной красе. Эту эмоцию, помноженную на десятки тысяч смертей в Сирии и Украине, хореограф старается нести в своих постановках в 3 000 км от родины.

— Вы как назовете свой репортаж? – спрашивает он на прощание. – У меня есть одна задумка: сделать танцевальный проект «From river to river» («От реки до реки». — R°). Ваш Днепр – фактически первое, что я увидел, когда прилетел в Украину. У нас тоже есть река — Барада называется. До войны на ее берегу много ресторанов было, люди кушали, отдыхали. Сейчас всего этого нет, набережная закрыта... Но реку не остановить.

Текст: Евгений Руденко
Фото: Данил Павлов