realist | интервью
Адвокат Николай Полозов: в России система не прощает слабости
Защитник Ахтема Чийгоза и Ильми Умерова (а до этого Надежды Савченко и Хайсера Джемилева, а еще ранее — участниц панк-группы Pussy Riot) рассказал Realist'у о том, у каких политзаключенных нет шансов, о возможных послаблениях для РФ и объяснил, почему в российских «зонах» чище, чем на свободе.

— Сколько политзаключенных сейчас находятся за решеткой в РФ?

— Если мы говорим о Крыме, то речь идет о более чем 50 украинских политзаключенных. Цифра в целом по России приближается к 70. Но если мы говорили бы и о российских политзаключенных, то счет шел бы на сотни.

— Как Вы думаете, кого могут освободить следующим за Умеровым и Чийгозой?

— Я не хотел бы гадать. Мне бы хотелось, чтобы они вышли все. Но не каждое дело можно привести к такому результату. Очень важный момент – позиция самого человека. Если он ни при каких обстоятельствах не признает вину, не идет ни на какие уступки – шансов выйти у него больше. Система не прощает слабости.
Я не берусь за дела, где человек готов «расколоться». Есть тысячи других адвокатов, которые предоставляют, скажем так, паллиативную защиту. Я берусь только за те дела, где человек противопоставляет себя государству, готов идти на риск.
И вместе с ним на риск иду и я. Только за последний год в Крыму были две попытки возбудить в отношении меня уголовное дело. Было похищение меня сотрудниками ФСБ.

— А какой период для Вас был самым сложным?

— За последнее время, когда решался вопрос об освобождении Чийгозы и Умерова, затраты нервов были больше, чем за весь предыдущий год. Мне пришлось взять на себя большую ответственность. Если бы их не освободили, была бы катастрофа для них, такие сроки (соответственно 8 лет и 2 года колонии-поселения) были бы тяжелы для них. Мне грозили огромные репетиционные издержки, а, возможно, и прекращение карьеры.
Ставки были очень-очень высоки. Была неопределенность. Мы не знали деталей освобождения, от нас их скрывали. Гарантий никто не давал. Во многом это было — «слово на слово».

Умерова и Чийгозу в самолет сажал я, в том числе, затем отслеживал движение этого самолета. И только когда он подлетел к Турции, стало понятно, что все риски рассеиваются в воздухе.

— Кто будет следующим Вашим подзащитным?

— Даже несмотря на то, что последние мои заключенные освобождены, дело не завершено, нужно провести еще ряд юридических действий. Пока я даже не задумывался о движении дальше. И хотел бы чуть-чуть отдохнуть.

— Наших политзаключенных успешно защищают считанные единицы российских адвокатов. Что можно изменить в этой ситуации?

— Украинскому государству необходимо подумать о формировании структуры, которая бы занималась финансовой помощью политзаключенным, подбором, наймом адвокатов, координацией их деятельности. Пока это — в разнобой, «на коленке». Никакой стройной системы выстроить не удалось, и это явно не облегчает защиту политзаключенных.
— Можно ли рассчитывать на помощь российских правозащитников?

— Ситуация с правозащитниками в РФ очень и очень тяжелая. Есть независимые, прекрасные правозащитники из «Мемориала». Но их возможностей практически ни на что не хватает. Есть ряд других организаций, которые имеют отношения и к защите украинских политзаключенных. Но понимаете, в чем ситуация — после принятия закона об иностранных агентах многие вынуждены брать деньги у Кремля. И во многом их деятельность неэффективна в силу тех ограничений, которые накладывает на них грантодатель. Независимых Кремль разогнал, забил по углам.

— Насколько интересна тема политзаключенных россиянам?

— Это вообще никому не интересно. Россияне заражены пропагандой и тема Крыма табуирована. Обсуждать ее — не то что запрещено, а как-то стыдно и непринято. И хорошие вещи, и плохие выносятся за скобки. Поэтому слова Собчак были фурором.
О политзаключенных практически никто не говорит и не пишет в российских СМИ.
— А в европейских?

— Мы видим, что сейчас происходит достаточно такое, турбулентное, движение в международных отношениях. Это касается и Европы, и Соединенных Штатов. Та тематика, которая активно звучала лет 5-7 назад при Обаме, она отходит на второй, на третий планы. Темы оккупации Крыма, агрессии на востоке, политзаключенных стали тяжелыми и неинтересными для европейского обывателя и истеблишмента. Но это не значит, что об этом не надо говорить. Надо.

— Каково отношение к политзаключенным в СИЗО и колониях. Там тоже все заражены пропагандой?

— Я бы не сказал. В «зоне», несмотря на все стереотипы, много адекватных людей, понимающих, как кого и за что преследуют. Ситуация там чище, чем на свободе.
— Скажите, а выборы президента могут повлиять на судьбу политзаключенных? Может быть массовая амнистия?

— Теоретически могут быть послабления в «окошке» до президентских выборов, до Чемпионата мира по футболу. Но, по моему мнению, текущая ситуация лучше, чем та, что будет происходить позже. Ситуация с правами человека станет ухудшаться. Кремль взял четкий курс на построение полицейского государства.

— За 3,5 года четверо ваших подзащитных политзаключенных вышли на свободу. В чем секрет такого успеха?

— Я даже в самые тяжелые моменты верю в победу. Даже когда прокурор со стеклянными глазами просит большой срок, даже когда судьи, потупив взгляд, выносят приговор, я знаю, что правда не на их стороне. Но это метафизика. Если говорить о реальных вещах, освобождение — это огромный процесс, в который вовлечено большое количество людей. Это не только работа в юридической плоскости, это и поддержка медиа, и огромная политическая работа. Если где-то на каком-то этапе недоработка – результата не будет.

Беседовал: Влад Абрамов
Фото: facebook.com
Made on
Tilda