Международный центр перспективных исследований
Азовский кризис обнажил не только уязвимость Украины в море, ненадежность правовых механизмов и долгосрочные последствия оккупации Крыма, но и типичные для Киева проблемы во внешнеполитической стратегии. Реакцию наших западных партнеров на произошедшее — осуждение действий России и призыв освободить захваченных моряков — многие наши политики посчитали недостаточной или даже сомнительной. К примеру, призыв главы
Этот урок западная дипломатия преподает нам не впервые. Мы ждем от Запада активной поддержки, декларируем стремление присоединиться к западным институциям и организациям (считая себя ценным призом для них), вносим изменения в Конституцию, а уровень поддержки Запада остается примерно таким же, как и в 2014 году. Но ведь нам по-прежнему никто ничего не должен. И даже заклинания про Будапештский меморандум не изменят этого факта.
В ответ на события 25 ноября возле Керченского пролива, Киев, прежде всего, ожидает расширения антироссийских санкций. Но почему мы так упорно держимся за этот инструмент, который к тому же — часть не нашей, а западной игры против России. В данном же случае нам лучше оставить эти надежды и подумать, что следует сделать самим.
Фронт антироссийских санкций недостаточно прочен, а аргументы Украины — как и вообще вся эта ситуация — вызывают в Евросоюзе немало вопросов. Многие европейские политики посчитают, что расширение антироссийских санкций в такой ситуации будет поощрять рискованное поведения Киева. Европейцам меньше всего нужен возврат в 2014 год, когда никто не знал, чего ждать дальше от российско-украинского конфликта.
Европе нужна стабильная и предсказуемая Украина на ее границах, что в нынешних реалиях означает замороженный конфликт на Донбассе и вокруг Крыма.
Подталкивать Киев к, пусть вполне законным, но, рискованным шагам мало кто хочет в Европе. Возможно, больше желающих найдется в Вашингтоне.
Слова Спецпосланника президента США Курта Волкера о том, что Россия планирует взять под контроль доступ к порту Мариуполя, больше перекликается с риторикой президента Украины перед введением военного положения. Но ведь для Соединенных Штатов российско-украинский конфликт представляет намного меньшую опасность, чем для Европы. Более того, он дает больше возможностей в выстраивании отношений с Россией и в целом во внешней политике.
Вашингтон, в отличие от стран — участниц Нормандского формата, больше играет закулисно и поэтому может использовать позицию Украины для долгосрочного геополитического давления на Москву. Если так, то одной из главных задач для американцев будет балансировка между поддержкой Украины и нераспространением на нее гарантий безопасности.
До сегодняшнего дня это вполне удавалось как предыдущей, так и нынешней администрации Белого Дома. На практике для нас это означает много разговоров о членстве в НАТО, но в реальности отдаление перспективы быть принятыми в Альянс.
Обстрел и захват Россией наших военных судов ставит перед Киевом как минимум две сложные дилеммы. Первая — как много мы можем поставить на кон для превращения «гибридной» войны в более полномасштабное противостояние с Россией? Искать ли поводов для обострений? Если да, то на каких условиях и в обмен на какую поддержку? До сих пор международная поддержка была несоизмеримо мала в сравнении с высокими рисками противостояния с Россией.
Вторая дилемма касается выбора долгосрочных ориентиров. Мы, как водится, выступая за все хорошее и против всего плохого, хотим записать в Конституции стремление вступить в ЕС и НАТО и не особо задумываемся, а какой будет роль этих организаций через 5−10 лет.
Руководствуясь примерно такой же логикой, мы стремимся дружить с Западом и не особо вникаем в разницу в подходах между крупными игроками — ЕС и США. Но динамика развития отношений между ними такова, что Украина может превратиться в еще один пункт расхождения интересов между Америкой и Европой.
Европе нужен конфликт глубокой заморозки, а лучше – его полное решение. Америка же вполне может пользоваться плодами противостояния России и Украины. А нам нужно помнить, что не только каждый из этих центров силы может и будет оказывать давление на поведение Киева, но и мы можем сделать стратегический выбор. И, скорее всего, вынуждены будем его делать, причем в условиях, когда «европейская и евроатлантическая интеграция» будут не просто риторическим приемом, а двумя несколько отличными векторами внешней политики.
Это не будет приятный выбор: куда вступать — в ЕС или в НАТО. Скорее, это будет выбор того, какие уступки и риски выбирать. Но та траектория нашей внешней политики, по которой Киев двигался до этого момента, увы, делает стоящие перед нами дилеммы все менее приятными и все более сложными.
