Во второй части интервью (первую можно прочитать здесь) одна из организаторов движения Femen Анна Гуцол рассказала Realist`у о том, на какие деньги существует секстримизм, чем Трамп отличается от Путина и почему в Украине победившей Революции достоинства дела обстоят намного хуже, чем в Украине трехлетней давности.
— Есть мнение, что исход Femen в Европу и постепенное сворачивание деятельности в Украине связаны с финансовыми проблемами.
— На самом деле это связано с тем, что там (в Швеции, Франции, Испании, Германии, Италии. — R°) сейчас больше активисток и активностей.
— А в чем тогда монетизация проекта?
— Femen продает сувениры. «Сиськапринты» (полотна с отпечатками груди. — R°) очень популярны в Европе. Я эти моменты не курирую. Этим занимается французский офис. О нас выпущено пять книг — тоже гонорары, авторские права.
Говорят: «О Боже, Femen обосновались в Париже! Это же так дорого!». Наших активисток нет в гостиницах, с круассанами и гарсонами. Половина девушек живет в сквоте (нелегально занятое помещение, здание, в котором проживают художники. — R°). Кто-то получает стипендию, кто-то вообще на дотации как беженец.
— Девушкам платят за участие в акциях?
— Нет. Раньше у нас была система зарплат, когда вся структура находилась в Украине. Эти деньги получали постоянные сотрудники. Но не за участие в акциях, а за организацию, за подготовку плакатов
— А в Европе платят?
— Не знаю. Спросите у них.
— Среди спонсоров Femen называли многих — от Джеда Сандена (американский бизнесмен и медиаиздатель. — R°) до Вадима Рабиновича. Кто сейчас помогает движению?
— Сейчас в Femen развита система пожертвований. Раньше был попечительский совет. Санден точно был. Но не спонсором. Это называется donator (даритель. — R°). Когда мы создавали попечительский совет, Джед был первым, кто в нас поверил и помогал. Прошло пару лет, мы стали более жесткими, и с тех пор он пытается от нас откреститься. Но имидж «главного финансиста» прикрепился к нему, наверное, на всю жизнь.
С Рабиновичем вообще была интересная история. Какой-то политолог ляпнул, что якобы мой отец — Михаил Гуцол, бывший нардеп, который работал с Рабиновичем. Но моего отца не Михаил зовут. Каждый раз теории о нашем спонсорстве всплывают разные. Например, что Папа Римский нам помогает, так как мы выступаем против патриарха Кирилла. Эти байки можно собирать бесконечно.
— В начале ноября Femen разделись на избирательном участке в Нью-Йорке, где должен был голосовать Дональд Трамп. Что не так с этим парнем?
— Гомофоб, сексист, шовинист, мачо… Избирательный участок, на котором голосует неудобный для нас персонаж, — отличная площадка для акций. Мы ее протестировали еще в 2010-м, в Детской академии искусств, на столичной Оболони, где голосовал Янукович. Подобное делали и в Москве. Избирательный участок — акционистски очень правильная локация. Она позволяет ворваться в информпространство, разбавить его. И идеологически это очень интересно.
— Но с точки зрения имиджа — не безупречно. Вас всегда могут заподозрить в работе на штаб кандидата-оппонента.
— За восемь лет работы нас постоянно обвиняли в том, что мы работаем на кого-то. Любое протестное движение можно объяснить «черным» пиаром и технологиями. В случае с Трампом все было выбрано идеологически верно. Активистки Femen выступили в сакральном месте — на его участке.
— Это были наши соотечественницы?
— Нет, местные.
— Похожи ли Путин и Трамп?
— В вопросах сексизма, гомофобии и прочего — есть определенная схожесть. Но если говорить, скажем, об интересах различных финансовых групп, то я пока не представляю, как эти два человека будут договариваться.
Представить какие-то совсем абсурдные вещи в Америке, как в России, мне сложно. Все-таки Трамп — президент страны с устоявшимися демократическими институтами. А Путин — царь. Россия для Femen сейчас очень опасная территория. Не так стремно съездить в исламские Марокко или Тунис, как оказаться в «русском мире».
— В 2010-м в Femen приход Януковича называли «гибелью демократии и оккупацией Украины». А как назовете приход нынешней власти?
— Если оценивать со стороны феминистского движения, то все плохо. Даже хуже, чем раньше. Еще раз скажу об усилении правых и религиозных настроений. Да, европейский путь, стремление к демократии — вроде бы есть какое-то движение. Но для женщины принципиально ничего не меняется.
Вроде бы и диктатуры у нас нет. Но, как акционист, я хожу на разные митинги, анализирую ситуацию. Раньше было проще подобраться к Администрации президента. Возле Верховной Рады сейчас полно ментов. Мне кажется, что сейчас возможностей для протестного движения не так уж и много.
— Нет ли ощущения, что перфомансы, акции протеста, как способ что-то изменить, в Украине себя давно исчерпали?
— Их стало слишком много. Но не думаю, что протесты в Украине исчерпали себя. Публика, журналисты, политики избалованы. Нужно придумывать новые интересные формы. Протесты и дальше будут эффективным методом борьбы. Если правильно выбрать место, тему, дату, объект — это как точное попадание снаряда. Я верю в силу протеста. В отличие от панельных дискуссий, форумов, «круглых столов». Нужно прямое действие. Но не война и насилие. Война — это всегда плохо. Война — изобретение мужчин, от которого страдают дети и женщины.
Фото: Олег Переверзев