REALIST | реальность
Припять 2.0
Без воды, отопления и газа: как выживает заброшенный поселок-призрак в Кировоградской области.
Евгений Руденко
В разграбленных квартирах поселка Цукроваров хозяйничает ветер. Остатки брошенного имущества, погребенные под горами пустых бутылок, да обрывки советских газет на стенах – немногие свидетельства того, что здесь когда-то кипела жизнь. В заросших бурьяном дворах сложно найти следы былого величия. Но их хранят в памяти около ста человек, оставшихся на развалинах. Есть ли будущее у поселка, которого нет на карте Украины, - в репортаже Realist`а.
«Эй, братишка, сюда иди, сфоткай, как цукроваровские пацаны живут! – выкрикивают трое местных. – Ты только правду расскажи: у нас тут гэть повна жопа!»
«Пацаны» – это Руслан, Серега и Юра. В свои зрелые годы (31 год, 26 и 27 лет) они праздно коротают время за столиком у местного магазинчика. После того, как в Цукроварове закрылся один из крупнейших в Украине сахарных заводов, работы здесь нет. И вряд ли предвидится в обозримом будущем.
«Пацаны» – это Руслан, Серега и Юра. В свои зрелые годы (31 год, 26 и 27 лет) они праздно коротают время за столиком у местного магазинчика. После того, как в Цукроварове закрылся один из крупнейших в Украине сахарных заводов, работы здесь нет. И вряд ли предвидится в обозримом будущем.
Из трех тысяч жителей едва остались сто человек. Те, кто посмелее, активнее и удачливее, разъехались по окрестным селам или дальше – в Киев, Винницу, Хмельницкий, а то и в Польшу. Остальные на протяжении последних 20 лет выживают, как могут, в забытом столичными властями и богом месте.
«Раньше все было: завод, квартиры с горячой водой, газом и отоплением, клуб, фельдшерский пункт, детсад на 12 групп и школа, – рассказывает на правах бывалого Руслан. – Теперь только школа осталась, туда человек 50-60 ходят, вместе с детворой из Липняжки (сегодня Цукроваров находится в административном подчинении села Липняжка Добровеличковского района. – R°)».
В конце ностальгического рассказа Руслан с хитрым блеском в глазах предлагает: «Хочешь, квартиру продам за две штуки гривен? Выбирай на любой вкус!». И после отказа с надеждой добавляет: «А самогон хоть будешь?».
«Раньше все было: завод, квартиры с горячой водой, газом и отоплением, клуб, фельдшерский пункт, детсад на 12 групп и школа, – рассказывает на правах бывалого Руслан. – Теперь только школа осталась, туда человек 50-60 ходят, вместе с детворой из Липняжки (сегодня Цукроваров находится в административном подчинении села Липняжка Добровеличковского района. – R°)».
В конце ностальгического рассказа Руслан с хитрым блеском в глазах предлагает: «Хочешь, квартиру продам за две штуки гривен? Выбирай на любой вкус!». И после отказа с надеждой добавляет: «А самогон хоть будешь?».
Сахарный генерал
Александру Крутченко – 81 год. Он стоял у истоков строительства завода и поселка, несколько лет руководил градообразующим предприятием. Сидя в своем разбитом «жигуленке», он вспоминает, как все начиналось.
– В конце семидесятых УССР приняла три комплектных предприятия из Польши, – рассказывает Крутченко. – В 1979 году мы стали получать оборудование. Это был один из самых передовых и крупных сахарных заводов в Украине. Первый сахар получили в 1986 году. Все здесь строили с нуля».
– В конце семидесятых УССР приняла три комплектных предприятия из Польши, – рассказывает Крутченко. – В 1979 году мы стали получать оборудование. Это был один из самых передовых и крупных сахарных заводов в Украине. Первый сахар получили в 1986 году. Все здесь строили с нуля».
В конце 80-х мощностей хватало, чтобы перерабатывать свыше шести тонн сахарной свеклы в сутки. Бывали времена, когда отсюда ежедневно шли железнодорожные вагоны, груженые продукцией. Проблемы начались в 1992 году, когда на фоне общего скачка цен правительство продолжало регулировать стоимость сахара. Сильно выросло топливо и себестоимость свеклы. Несколько лет предприятие накапливало долги, и вот в 1997-м перестало отапливать многоэтажки Цукроварова. Постепенно из домов исчезали газ и вода. Массовый исход из квартир начался после 2000 года, когда завод признали банкротом.
«Теперь здесь почти все растащили на стройматериалы и металлолом, – подводит итоги Александр Крутченко. – Никому ничего не нужно. В Цукроварове 920 квартир, заселенными остались не больше 50-ти».
На вопрос, почему не уехал, видавший виды бывший советский функционер отвечает: «После выхода на пенсию я работал в Москве техническим директором целой группы предприятий. Но вернулся. Здесь вся моя жизнь, не могу бросить эти места».
Старик поворачивает ключ зажигания. На его глазах выступают слезы: «Ладно, поехал я. Меня на рыбалке ждут».
На вопрос, почему не уехал, видавший виды бывший советский функционер отвечает: «После выхода на пенсию я работал в Москве техническим директором целой группы предприятий. Но вернулся. Здесь вся моя жизнь, не могу бросить эти места».
Старик поворачивает ключ зажигания. На его глазах выступают слезы: «Ладно, поехал я. Меня на рыбалке ждут».
Баба Валя и Европа
Из всех благ цивилизации сегодня в Цукроварове – только электричество. Еду готовят на воде из уличной колонки. Ее же берут, чтобы покупаться и смыть в унитазах. Нутро местных многоэтажек похоже на квартиры в брошенной Припяти. Здесь почти не осталось труб и коммуникаций. Все, из чего можно было извлечь пользу, давно разворовано. Дырявые крыши протекают, доставляя немало хлопот местным жителям.
В поселке есть подъезды, в которых заселены всего одна-две квартиры. Накануне зимы народ, как и все предыдущие годы, запасается дровами, аккуратно складывая их у разбитых зданий.
«У кого-то дома буржуйки, кто-то обогревателями греется, а кто-то и грубы поставил прямо в квартире, – говорит пенсионерка Валентина Харченко. – В подвале гэть вонь страшна, в квартирах також чуты (фактически канализационные стоки скапливаются в подвальном помещении. – R°). Что ж воно робыться? Живем, как пэрвисни люди».
«Баба Валя, вот скажи, навищо тем депутатам столько денег? – подключается к разговору местная жительница Нина. – Я просто в шоке от нашего правительства. Мы тут гэть никому не потрибни. Люды з Донбассу страждають, им негде жить. Чи нельзя привести в порядок квартиры, заселить сюда людей, дать хоть какую-то работу?»
«Нечего тут робыть, – подтверждает Валентина Григорьевна. – У меня пенсия 1 200 гривен. 500-600 гривен отдаю на лекарства. Сижу на голом супе из картопли…»
«Во-во, – соглашается Нина. – В Европу они хотят! С чем вы туда идете, люди добрые? С бабой Валей, у которой пенсия 50 долларив?»
«Нечего тут робыть, – подтверждает Валентина Григорьевна. – У меня пенсия 1 200 гривен. 500-600 гривен отдаю на лекарства. Сижу на голом супе из картопли…»
«Во-во, – соглашается Нина. – В Европу они хотят! С чем вы туда идете, люди добрые? С бабой Валей, у которой пенсия 50 долларив?»
Каштановый промысел
О том, что хорошее вернется, в Цукроварове, похоже, уже и не мечтают. Здесь давно привыкли рассчитывать только на свои силы и не верят, что на их проблемы обратят внимание в Кропивницком или Киеве.
На вопрос, чем же тут народ занимается, в поселке отвечают с ухмылкой: «В основном пьют». Кто-то собирает металлолом на разрушенном заводе, кто-то бродит по окрестностям – собирает и сдает перекупщикам лечебные травы и шиповник. Удивительно, но, несмотря на все сложности, здесь стараются не падать духом.
«Каждый крутится, как может, – делится 36-летний Сергей, сосредоточенно копошась в земле. – Я вот каштаны собираю, а потом сдаю. Из них лекарства делают. Не янтарь, конечно, но хоть какой-то заработок».
Сергей подробно рассказывает о том, как пытался закрепиться в столице. Но не сложилось. Учился на повара и тракториста. Трактористом не взяли из-за плохого зрения. Поехал в Киев – там работал продавцом, уборщиком, грузчиком. Но цены и жилье – не по карману. Вернулся назад.
На вопрос, чем же тут народ занимается, в поселке отвечают с ухмылкой: «В основном пьют». Кто-то собирает металлолом на разрушенном заводе, кто-то бродит по окрестностям – собирает и сдает перекупщикам лечебные травы и шиповник. Удивительно, но, несмотря на все сложности, здесь стараются не падать духом.
«Каждый крутится, как может, – делится 36-летний Сергей, сосредоточенно копошась в земле. – Я вот каштаны собираю, а потом сдаю. Из них лекарства делают. Не янтарь, конечно, но хоть какой-то заработок».
Сергей подробно рассказывает о том, как пытался закрепиться в столице. Но не сложилось. Учился на повара и тракториста. Трактористом не взяли из-за плохого зрения. Поехал в Киев – там работал продавцом, уборщиком, грузчиком. Но цены и жилье – не по карману. Вернулся назад.
«Вот на поселке на жизнь жалуются, кости политикам перемывают. А я им говорю: «Вы ж, идиоты, сами постоянно выбираете кого не нужно. Чего теперь хотите?». Они там, в столице, в Европу идут. У них уже давно в европейских банках деньги. Может, они там, в Европе, и окажутся. Но только не мы», – считает Сергей.
Собрав небольшую кучу очищенных каштанов в мешок, старатель садится на потрепанный, скрипящий велосипед. Он машет рукой и скрывается за пятиэтажкой, зияющей пустыми глазницами. Если хватит терпения, к вечеру Сергей соберет несколько килограмм несъедобных плодов. Их примут у него по две гривны за кило. Этих денег хватит на пачку сигарет, хлеб и пиво. По местным меркам – совсем неплохо.
Собрав небольшую кучу очищенных каштанов в мешок, старатель садится на потрепанный, скрипящий велосипед. Он машет рукой и скрывается за пятиэтажкой, зияющей пустыми глазницами. Если хватит терпения, к вечеру Сергей соберет несколько килограмм несъедобных плодов. Их примут у него по две гривны за кило. Этих денег хватит на пачку сигарет, хлеб и пиво. По местным меркам – совсем неплохо.
Фото автора
