REALIST | ЛЮДИ
Как люди становятся зависимыми от войны
Три истории зависимости от АТО: военные, которым нравится нюхать порох, и гражданские, уже не представляющие свою жизнь без пуль и мин.
Ольга Омельянчук
История 1
«Если ты однажды уже нюхал порох, то обязательно захочешь сделать это еще раз. И еще раз»
Бегу к перекрестку киевских улиц Льва Толстого и Владимирской. Еще пара минут – и будет парк Шевченко. Здесь прошли студенческие годы, потому все встречи в этом месте лично для меня очень особенные.
Он сидит на каменном парапете. Пьет кофе и спешно заталкивается горячим бутербродом. "Все лавочки заняты студентами", - пишет мне смс.
Его зовут Андрей Рымарук. Ему 30, он – демобилизованный боец АТО. Когда-то Андрей имел отношение к журналистике и банковской сфере, жил в разных городах, хотя сам родом с Западной Украины.
В зону боевых действий Андрей попал, как и все мобилизованные, – пришла повестка, собрал вещи, поехал на полигон, после него – в АТО. На передовой Рымарук служил разведчиком в 53-й механизированной бригаде. Был, без преувеличения, на всей линии фронта, вытаскивал из блиндажей раненых и погибших товарищей, да и сам частенько бегал между пуль и мин.
В армии Рымарук прошел все "стадии затмения" – от «подпишу контракт» до "ну ее, в ж.., эту вашу армию". Весной этого года Андрей демобилизовался, однако так просто уйти из АТО у него, как и у сотен других, некогда гражданских бойцов, не получилось. Теперь на необъявленной войне Рымарук волонтерит – инспектирует наличие техники, которую известный фонд "Повернись живим" ранее передавал военным.
Он сидит на каменном парапете. Пьет кофе и спешно заталкивается горячим бутербродом. "Все лавочки заняты студентами", - пишет мне смс.
Его зовут Андрей Рымарук. Ему 30, он – демобилизованный боец АТО. Когда-то Андрей имел отношение к журналистике и банковской сфере, жил в разных городах, хотя сам родом с Западной Украины.
В зону боевых действий Андрей попал, как и все мобилизованные, – пришла повестка, собрал вещи, поехал на полигон, после него – в АТО. На передовой Рымарук служил разведчиком в 53-й механизированной бригаде. Был, без преувеличения, на всей линии фронта, вытаскивал из блиндажей раненых и погибших товарищей, да и сам частенько бегал между пуль и мин.
В армии Рымарук прошел все "стадии затмения" – от «подпишу контракт» до "ну ее, в ж.., эту вашу армию". Весной этого года Андрей демобилизовался, однако так просто уйти из АТО у него, как и у сотен других, некогда гражданских бойцов, не получилось. Теперь на необъявленной войне Рымарук волонтерит – инспектирует наличие техники, которую известный фонд "Повернись живим" ранее передавал военным.
В армии Рымарук прошел все "стадии затмения" – от «подпишу контракт» до "ну ее, в ж.., эту вашу армию".
Еще пару месяцев назад он сам говорил мне, что зависит от АТО и довольно тяжело переживает мизерность и алчность тех, кто живет в оторванной от реальности мирной жизни. Теперь Андрей убежден, что смог бы жить без войны. Но это позже, не сейчас.
"Зависимость от войны – очень размытое понятие. Может быть, это даже какая-то разновидность посттравматического синдрома. Я бы не сказал, что завишу сейчас от АТО, но, да, конечно, на мой взгляд, там все гораздо проще: четко понятно, где враг, а где свои.
Меня несколько раз спрашивали, зачем я езжу в АТО как волонтер, мол, Андрюха, ты свое уже отслужил, думай о семье и ребенке. Так я, собственно, о них и думаю – мне очень хочется, чтобы моя дочка росла в государстве, которым правят ум и достоинство, а не война и деньги.
Об АТО сейчас многие стали забывать, делать вид, что ничего не происходит. А на самом деле, там, в Донецкой и Луганской областях, война. И я, как мужчина и отец, не могу быть в стороне от нее. Раньше я даже хотел подписать контракт, но с бессмысленными приказами нашего военного начальства это желание довольно быстро пропало.
Если не служить, то как помогать? Остается волонтерить. С другой стороны, будем честны: если ты однажды нюхал порох, то обязательно захочешь сделать это еще раз. И еще раз. Хочется напомнить, что война в Украине продолжается. И мы должны быть готовы в любой момент защищать государство и собственные дома".
"Зависимость от войны – очень размытое понятие. Может быть, это даже какая-то разновидность посттравматического синдрома. Я бы не сказал, что завишу сейчас от АТО, но, да, конечно, на мой взгляд, там все гораздо проще: четко понятно, где враг, а где свои.
Меня несколько раз спрашивали, зачем я езжу в АТО как волонтер, мол, Андрюха, ты свое уже отслужил, думай о семье и ребенке. Так я, собственно, о них и думаю – мне очень хочется, чтобы моя дочка росла в государстве, которым правят ум и достоинство, а не война и деньги.
Об АТО сейчас многие стали забывать, делать вид, что ничего не происходит. А на самом деле, там, в Донецкой и Луганской областях, война. И я, как мужчина и отец, не могу быть в стороне от нее. Раньше я даже хотел подписать контракт, но с бессмысленными приказами нашего военного начальства это желание довольно быстро пропало.
Если не служить, то как помогать? Остается волонтерить. С другой стороны, будем честны: если ты однажды нюхал порох, то обязательно захочешь сделать это еще раз. И еще раз. Хочется напомнить, что война в Украине продолжается. И мы должны быть готовы в любой момент защищать государство и собственные дома".
История 2
«Кто вернулся с войны на гражданку, понимает, что раньше не жил. Тут, в АТО, люди настоящие»
Фотографии военных из мультимедийного проекта "Переможці" облетели буквально весь мир. Парни и мужчины с разными видами ампутаций, с протезами и без них доказывают на снимках, что жизнь после АТО действительно существует. Вот один из них делает "журавля", балансируя на протезе, а вот другой – улыбается и держит новой железной рукой зеленый росток.
На одной из фотографий проекта — молодой парень, с голым торсом и в шароварах, стоит в стойке кикбоксера, имея высокую ампутацию ноги. Искусственной стопой он бьет невидимого противника и сжимает кулаки, будто готовится принимать ответный удар.
Он родом из центральной Украины, в АТО воевал в составе Правого сектора, его знают под позывным "Шуруп". 22-летний боец прошел ожесточенные бои в Донецком аэропорту, держал оборону во многих других «горячих» точках АТО и подорвался во время боевого задания в районе Спартака, что всего в паре километров от оккупированного Донецка.
На одной из фотографий проекта — молодой парень, с голым торсом и в шароварах, стоит в стойке кикбоксера, имея высокую ампутацию ноги. Искусственной стопой он бьет невидимого противника и сжимает кулаки, будто готовится принимать ответный удар.
Он родом из центральной Украины, в АТО воевал в составе Правого сектора, его знают под позывным "Шуруп". 22-летний боец прошел ожесточенные бои в Донецком аэропорту, держал оборону во многих других «горячих» точках АТО и подорвался во время боевого задания в районе Спартака, что всего в паре километров от оккупированного Донецка.
Шуруп вернулся в АТО, несмотря на ампутацию. Свое отношение к войне он не считает зависимостью и уверяет, что "у каждого просто есть своя причина продолжать воевать".
"Тот, кто побывал на войне, а потом вернулся на гражданку, начинает понимать, что раньше он не жил. Тут, в АТО, люди настоящие. Тот, кто стоит рядом, готов умереть за тебя, и ты, в ответ, тоже готов отдать свою жизнь. На войне не важно, кем ты был когда-то – тут важно, кто ты есть сейчас и на что готов пойти.
"Тот, кто побывал на войне, а потом вернулся на гражданку, начинает понимать, что раньше он не жил. Тут, в АТО, люди настоящие. Тот, кто стоит рядом, готов умереть за тебя, и ты, в ответ, тоже готов отдать свою жизнь. На войне не важно, кем ты был когда-то – тут важно, кто ты есть сейчас и на что готов пойти.
"Тот, кто побывал на войне, а потом вернулся на гражданку, начинает понимать, что раньше он не жил. Тут, в АТО, люди настоящие. Тот, кто стоит рядом, готов умереть за тебя, и ты, в ответ, тоже готов отдать свою жизнь"
Когда живешь с пацанами третий год на передовой, то, увы, теряешь некоторых из них. Те, кто остается рядом, становятся по-настоящему близкие. Это даже не вторая семья – это часть самого тебя. На войне невозможно скрыть ложь: ты всегда знаешь, кто даст заднюю, а кто пойдет с тобой до конца. Это сложно описать, но жизнь здесь гораздо логичнее и честнее.
В 2014-м, во время моей первой ротации в АТО, мне не было и 20 лет. Тут я встретил своего друга. Больше двух лет назад мы были совсем "зелеными". Тогда "движ" только начинался, потом все стало нарастать и в какой-то момент мы дали друг другу слово, что с этой войны вернемся или «двухсотыми», или после победы.
На гражданке с этим другом мы бы никогда не пересеклись – оба откровенно разные люди. Но в АТО все иначе – тут мы вместе всегда ходили в дозор, и, когда я подорвался, друг тоже был со мной.
У меня нет никаких проблем с мирной жизнью – я отлично знаю, чем здесь заняться и как провести время. Просто я дал слово и буду его исполнять, несмотря ни на что".
В 2014-м, во время моей первой ротации в АТО, мне не было и 20 лет. Тут я встретил своего друга. Больше двух лет назад мы были совсем "зелеными". Тогда "движ" только начинался, потом все стало нарастать и в какой-то момент мы дали друг другу слово, что с этой войны вернемся или «двухсотыми», или после победы.
На гражданке с этим другом мы бы никогда не пересеклись – оба откровенно разные люди. Но в АТО все иначе – тут мы вместе всегда ходили в дозор, и, когда я подорвался, друг тоже был со мной.
У меня нет никаких проблем с мирной жизнью – я отлично знаю, чем здесь заняться и как провести время. Просто я дал слово и буду его исполнять, несмотря ни на что".
История 3
«Я просто сделала свой выбор. И решила, что там мне проще»
"Когда ты пошел воевать в 18, в этом же возрасте увидел, как умирают люди, а потом и сам стал убивать, сложно будет остаться нормальным. Да, и что такое нормальность?" – говорит мне пухленькая девушка лет 20-ти, которая просит не называть ее имя.
В Киеве девушка ненадолго – практически с самого начала АТО она воюет в одном из добробатов, и не скрывает, что на передовой выполняет функции далеко не кухарки и даже не медсестры.
Как бросила университет, куда только что поступила, и что говорят о войне ее близкие – девушка предпочитает не говорить. Вытягиваю из нее только фразу: "Им все равно на меня, а мне – на них. Теперь моя жизнь – это война".
В Киеве девушка ненадолго – практически с самого начала АТО она воюет в одном из добробатов, и не скрывает, что на передовой выполняет функции далеко не кухарки и даже не медсестры.
Как бросила университет, куда только что поступила, и что говорят о войне ее близкие – девушка предпочитает не говорить. Вытягиваю из нее только фразу: "Им все равно на меня, а мне – на них. Теперь моя жизнь – это война".
"Когда ты пошел воевать в 18, в этом же возрасте увидел, как умирают люди, а потом и сам стал убивать, сложно будет остаться нормальным. Да, и что такое нормальность?"
Смешная, на первый взгляд, "пухлышка" с карими глазами невероятной глубины одной из первых рассказала мне о своей зависимости от войны. У девушки, не обремененной военными обязательствами, было сотни возможностей не возвращаться в АТО: после первой ротации в добробате можно было просто развернуться и уйти. Она не смогла. Да и теперь вряд ли сможет.
"Я никогда не была огненным патриотом. Не рвала на себе вышиванку с криками: "Банду геть!" На оранжевый Майдан не выходили ни мои родственники, ни знакомые. Я даже говорю, скорее, на суржике, чем на украинском языке.
Когда началось АТО, ребят из моего родного города, где размещается одна из известных аэромобильных бригад, стали отправлять на окраины тогда еще оккупированного Славянска. Я хорошо помню, как провожала друга-десантника. Он был на пару лет старше, буквально полгода, как подписал контракт. Мне казалось, что ничего серьезного произойти не может, и я кричала ему: "Эй, дылда, задай там жару!" Сама тогда не понимала, как серьезно и далеко все зайдет. Его убили летом 2014 года. Я не плакала на похоронах – я орала и выла, как раненое животное.
"Я никогда не была огненным патриотом. Не рвала на себе вышиванку с криками: "Банду геть!" На оранжевый Майдан не выходили ни мои родственники, ни знакомые. Я даже говорю, скорее, на суржике, чем на украинском языке.
Когда началось АТО, ребят из моего родного города, где размещается одна из известных аэромобильных бригад, стали отправлять на окраины тогда еще оккупированного Славянска. Я хорошо помню, как провожала друга-десантника. Он был на пару лет старше, буквально полгода, как подписал контракт. Мне казалось, что ничего серьезного произойти не может, и я кричала ему: "Эй, дылда, задай там жару!" Сама тогда не понимала, как серьезно и далеко все зайдет. Его убили летом 2014 года. Я не плакала на похоронах – я орала и выла, как раненое животное.
"Я никогда не была огненным патриотом. Не рвала на себе вышиванку с криками: "Банду геть!" На оранжевый Майдан не выходили ни мои родственники, ни знакомые. Я даже говорю, скорее, на суржике, чем на украинском языке."
Осенью 2014 года я впервые попала в АТО как доброволец. Если ограничиться парой строк, то устроиться в роту мне помогли знакомые. Убивала ли я? Да, убивала. Стреляла из АК и пулемета, доставала раненых, выезжала с группами на задания, корежилась от холода в подвалах оставленных домов и делала еще массу вещей, которые раньше не могла себе даже представить. Потом возвращалась домой: говорила сестре, что работаю пресс-секретарем, и даже пыталась скрывать, что в университете меня, мягко говоря, уже никто не ждет.
В чем проявляется моя зависимость от войны? Это вы ее так называете. А я просто сделала свой выбор. И решила, что там мне проще. Мою мотивацию может объяснить один случай.
Как-то во время одной из ротаций я познакомилась с парнем. Это был февраль 2015 года – мы только что потеряли Донецкий аэропорт. Я старалась отвлечься от пережитого, даже подумывала уже не возвращаться в АТО.
Как-то мы гуляли по городу, и парень, который носил мне цветы и водил в кино, вдруг стал рассказывать, что надо бы ноут починить, новый мобильный купить и еще тачку бы – без "колес" сейчас вообще никуда. Это было резкое осознание того, что возле меня стоит… Не то, чтобы «не мужик», но явно не тот, кто мне нужен.
Позже что-то подобное в разных вариациях повторилось с просто друзьями. Они знали, откуда я вернулась, но им было как-то не до войны. Так и многим другим украинцам – не до АТО, пока необъявленная война не коснется их самих.
И пусть кто-то считает, что мы больные и зависимые. Для меня желание вернуться на войну – это желание помочь своей стране. Не более и не менее".
В чем проявляется моя зависимость от войны? Это вы ее так называете. А я просто сделала свой выбор. И решила, что там мне проще. Мою мотивацию может объяснить один случай.
Как-то во время одной из ротаций я познакомилась с парнем. Это был февраль 2015 года – мы только что потеряли Донецкий аэропорт. Я старалась отвлечься от пережитого, даже подумывала уже не возвращаться в АТО.
Как-то мы гуляли по городу, и парень, который носил мне цветы и водил в кино, вдруг стал рассказывать, что надо бы ноут починить, новый мобильный купить и еще тачку бы – без "колес" сейчас вообще никуда. Это было резкое осознание того, что возле меня стоит… Не то, чтобы «не мужик», но явно не тот, кто мне нужен.
Позже что-то подобное в разных вариациях повторилось с просто друзьями. Они знали, откуда я вернулась, но им было как-то не до войны. Так и многим другим украинцам – не до АТО, пока необъявленная война не коснется их самих.
И пусть кто-то считает, что мы больные и зависимые. Для меня желание вернуться на войну – это желание помочь своей стране. Не более и не менее".
Фото: EPA, Олег Переверзев, из личных архивов
