Что помешало провести настоящую чистку в рядах силовиков

Глава Нацполиции Хатия Деканоидзе надеется, что профессия полицейского в Украине рано или поздно станет популярной

Процесс переаттестации включал компьютерные тесты по логике и тесты на знание законов, полиграф и собеседование с членами аттестационных комиссий, в которые входили общественные активисты, журналисты и правоохранители.

Глава Нацполиции Хатия Деканоидзе отметила на днях, что больше всего некоторых сотрудников пугал полиграф. Самые нервные предпочитали не доводить дело до «детектора лжи» и увольнялись сами.

Около 300 человек решили схитрить и ушли на затяжной больничный; это позволило им в течение всего времени, пока длилась переаттестация, увиливать от встречи с полиграфом и аттестационными комиссиями.

«Мы выполняем все решения судов, мы их возвращаем. Но самое главное, эти люди, которые снова попали в Нацполицию (их не очень много), тем не менее уволились. И таких большинство, - отметила Деканоидзе. - За ними пристально наблюдают: в части коррупции, в части соблюдения прав человека, в части выполнения работы. Каждый из них у нас на учете».

В Нацполиции говорят, что списки переаттестованных будут в открытом доступе, это даст возможность, в случае необходимости, «пройтись по каждому сотруднику». По словам главы Нацполиции, процесс очищения от коррумпированных сотрудников на этом не закончится.

По словам участников областных и городских аттестационных комиссий, для изменения системы следовало бы обновить хотя бы половину сотрудников. Они рассказали Realist`у о том, что пугало правоохранителей во время собеседований больше всего, что получилось, а чего так и не удалось добиться.

Итоги переаттестации печальны. Чтобы изменить систему, думаю, нужно обновить хотя бы половину сотрудников. Процедура проведения собеседований в комиссиях не была прописана точно, не была предусмотрена аудио и видеофиксация аттестации, что давало возможность претендентам говорить о предвзятом отношении, о том, что вопросы задавались не по теме и унижали честь и достоинство. В результате те, кто проваливал аттестацию, пошли в суды и опротестовывали результаты даже тогда, когда не набирали необходимые 25 баллов по тестам. Тем, кто писал тесты на высокий балл и осмысленно отвечал на вопросы, мы рекомендовали повышение по службе. Но нас никто не информировал, получили они повышение или нет.

Некорректными считали вопросы о доходах, взятках и личном имуществе. Проблема в том, что они привыкли сдавать аттестацию по своим должностным обязанностям, а не отвечать на вопросы о том, что нужно сделать, чтобы люди поверили в изменения в системе. Это их зачастую пугало.

Из явных недочетов – тот факт, что почти весь «Беркут» пошел в Нацгвардию. С одной стороны, все, кого я знаю, старались не допустить этих людей в правоохранительные органы. С другой стороны, я думаю, что все, кто был замазан в убийствах, давно сбежали.

Были скандальные истории и в самих комиссиях. К примеру, в Житомире в аттестационной комиссии оказался криминальный авторитет «Москва». Он нам даже судом угрожал. Но когда подняли «волну», он сам ушел. И такие хотели везде пролезть, только представьте, кого бы они аттестовали.

Мы аттестовали следователей, работников изоляторов временного задержания, с пристрастием – бывших «даишников», тех, кто занимался экономическими преступлениями, оборотом наркотиков. На эти категории мы особо обращали внимания.

Многих мы посылали на полиграф, когда узнавали о должностных и уголовных преступлениях, но привлечь к ответственности мы их не могли, только уволить. Самые одиозные, о ком нам сообщали, нами уволены. Но я могу говорить только о нашей комиссии.

Не знаю, проняло ли кого-то из них, но я старалась объяснить каждому, для чего мы тратим свое время. Если бы у меня была возможность организовать такой процесс, я бы начала набор в новых структурах полиции. И при этом оставила бы милицию. Весь процесс занял бы три года, но тогда бы удалось набрать действительно качественно новых сотрудников.

Переаттестация была хорошей идеей, но не более того. Нужный закон не был подготовлен. Есть те, кого не рекомендовали в Нацполицию, а они восстанавливаются через суд. А надо было сделать так: уволила комиссия, значит, уволила, – до свидания.

У нас в комиссии, кстати, не такой большой процент рекомендаций к увольнению. В основном тщательно проверяли убоповцев и бывших гаишников, которые сейчас то следователями работают, то патрульными.

Взятки нам не предлагали. В основном заходили и тряслись с потными руками. Еще не прошло это раболепство перед начальством. Вот когда отбирали патрульных – тогда началось. Понабирали большое количество бывших ментов, сейчас их ловят то на взятке, то пьяных, то с наркотиками. В основном, не новых патрульных, а «старых волков», которых не переучить. А на переаттестации в комиссиях было много людей, которые хотели что-то поменять и жестко контролировали все от «а» до «я».

Были ли смешные случаи? Ну, смешно, когда человек простоял 10 лет на дороге и доказывал, что не брал взяток. А так было не смешно, а грустно. Встречались такие индивидуумы, что становилось страшно, – ты понимал, какая была милиция. Следователь, работающий 10 лет, в звании майора, абсолютно не ориентировался ни в чем, совсем не понимал, что у него спрашивают.

Многие не могли дать ответ на вопрос – с кем у нас конфликт на востоке. Они не понимают, что это конфликт с Российской Федерацией, говорили про «ополчение» и «добровольцев». Некоторые спрашивали: «А что, на востоке конфликт?». Человек работает в милиции – и не знает про конфликт. Мне хотелось заколотить все эти райотделы, чтобы такой милиции просто не было.

Однозначную оценку переаттестации дать не просто. Сам прецедент можно оценить только положительно. Отличная идея, чтобы хоть немного вернуть доверие к структуре, которая воспринимается обоснованно негативно.

Польза была однозначно. Во-первых, имиджевая. Во-вторых, большинство сотрудников милиции наконец пообщались со своим работодателем, народом, поняли многое относительно своей профессиональной пригодности. Для многих милиционеров это было неприятным шоком.

Тем не менее, массовое восстановление в судах, которое последовало за увольнениями, укрепило мнение большинства непрошедших аттестацию в том, что какое-то там гражданское общество не вправе принимать на работу или увольнять тех, кому оно, общество, платит зарплату.

И здесь дело не только в коррумпированности судов. Процесс был организован так, что в бумагах было огромное количество несоответствий (например, дата теста шла раньше даты приказа об аттестации и т. п.). Это и позволяло судам восстанавливать сотрудников. Поэтому тут огромный минус как судам, так и организаторам аттестации.

Еще удивило то, что на собеседование попадали люди, которые полностью провалили тестирование. Согласно приказу и логике их следовало бы увольнять уже на этом этапе. Я бы таких людей допускала к собеседованиям на комиссии только в виде исключения, а так это было правилом. В результате много времени комиссий потрачено впустую, мы могли бы провести собеседования с другими людьми, с теми, в отношении которых было много вопросов.

О карманных активистах и советниках (Арсена) Авакова в комиссиях, думаю, вы знаете и без меня. Это уже проблема более позднего этапа аттестации. Учитывая низкий процент уволенных и то, сколько из них восстановилось через суд, я не думаю, что аттестация помогла почистить ряды. Да, отсеялся какой-то процент сотрудников либо с очень низким уровнем, либо совсем уж одиозных (хотя много их и осталось).

Философия процесса была построена таким образом, что мы увольняли сотрудников из рядов. Если же к процессу подходили не как к увольнению, а как к приему на работу в новую структуру, то из тех, кто проходил аттестацию в моих комиссиях (Киев, Николаевская область) было бы принято не более 20%. Таким мог быть объективный процесс «с нуля».

Фото: UNIAN