Татьяна Кузьминых, жена командира 90-го аэромобильного батальона 81-й бригады ВСУ
В марте будет девять лет, как мы с Олегом вместе. В этот день никаких особых праздников не устраиваем, но всегда друг друга поздравляем.
В этом году поздравлять будем по телефону, если будет связь. Муж в этот день может быть на передовой. Он офицер, для него идти на войну — работа. А мы — тыл. Военный работает, а мы дома переживаем, молимся, ждем.
Девять лет назад никто не подозревал, что профессия военного может быть такой опасной. Он ездил на учения, я переживала, но во многих профессиях есть риск. Страшно женам шахтеров, страшно женам пожарным.
За Олега я начала переживать только 7 марта 2014 года. Тогда происходили события в Крыму, они выехали колонной, куда — никто не знал. Не знали мы, не знали военные. Муж еще шутил: «Ввяжемся в бой и разберемся».
Девять лет назад никто не подозревал, что профессия военного может быть такой опасной.
Когда он мне звонил с передовой, у него всегда был ровный голос. И это успокаивало. Ты спросишь: «У тебя все в порядке?», он: «Сейчас стрельба, я тебе потом перезвоню». И у тебя от таких слов нет паники, ты только думаешь: «Какая стрельба? На полигоне, или Там?».
Только однажды он признался мне, где был. Звонит:
— Посмотри, в интернете был памятник на Савур-Могиле (высота на востоке Донецкой области, место ожесточенных боев. — R0). Сейчас его нет, его разбомбили — как слизало.
— Что ты там делаешь?
— Мы пришли своих вытянуть, мы быстро. Как буду дома, я тебе отзвонюсь.
Через дня два-три Олег действительно позвонил: «Мы на месте. Ковыляли долго с нашей техникой».
Но он мне не говорил, что машины были подбиты, что они тянули друг друга, что прошли с боями 470 км. Намного позже я прочитала, что это был за рейд по тылам врага, и спросила у Олега: «Вы в аду были?»
Он ответил: «Не то слово».
«Да, тут ад, но новостям не верьте»
Начались бои за Донецкий аэропорт, и я знала, куда едет и где будет Олег. Те дни можно сравнить с Майданом: ты засыпаешь, просматривая новости, и, проснувшись, опять смотришь их. Ты молишься, чтобы у мужа был спокойный день и ночь, чтобы у него был заряжен телефон, и ты могла до него дозвониться. И когда он берет трубку, ты чуть не кричишь: «У вас там такое делается!». А он спокойно: «Да ничего тут „такого“ нет. Да, тут ад, но новостям не верьте».
Иногда видела, как его лицо мелькает в новостях на ТВ и выдыхала: «Слава Богу, живой».
И эту же фразу я сказала, когда узнала, что он попал в плен: «Слава Богу, живой».
Мне кажется, я первые трое суток после этой новости не спала. Глаза закрывала, но в кровать не ложилась. Сидела с телефоном, ждала, что он позвонит. Боялась провалиться в сон и пропустить входящий или смс.
Я смутно помню те дни, на автомате собирала дочек в школу, кормила их. Не помню, чтобы сама тогда ела. Наконец, он позвонил. Услышала его голос и отлегло.
Тогда по новостям каждый день показывали его видео (в те дни по интернету разлетелся ролик, в котором над пленными киборгами издевается «ополченец» Гиви. — R0). Мне все говорили — «не смотри». Я два дня мучилась, потом детей отправила в школу, посмотрела. И еле пережила те первые дни.
Мне сказали: «На то, чтобы его освободить, уйдет месяц точно». — «Как месяц?»
Я думала, что до следующих выходных его надо вытащить. Но меня ждали месяцы бесконечных звонков и просьб.
Был момент, когда я ждала звонка, от которого многое зависело, а его нет день, два, три. И все.
Куда еще идти? Двери захлопнулись, и хочется биться головой об стенку.
Куда еще идти? Двери захлопнулись, и хочется биться головой об стенку.
Но потом включался «экстренный мотор» в голове, я думала: «Выход всегда есть. Будем стучать не в эти двери, так в другие».
И, как только ты берешь себя в руки, выход находится. Не сегодня — завтра, не завтра — послезавтра. Силы дает надежда, дают дети, дает мечта о мире.
Ты знаешь, что через время семья будет вместе.
«На второй день после плена он пошел на работу»
Олег пробыл в плену больше пяти месяцев и наконец вернулся домой.
Наша первая встреча состоялась в кабинете у президента. Я там никогда не была, это было волнительно, но все мысли — о том, чтобы как можно быстрее встретиться с Олегом:
— А в каком он кабинете? Можно мы хоть пару минут поговорим?
— Ваш приезд для него сюрприз.
И вот я вижу его, и первая мысль «Как же он похудел!», а вторая «Ничего, все в моих руках. Будет дома — исправим».
И вот я вижу его, и первая мысль «Как же он похудел!», а вторая «Ничего, все в моих руках. Будет дома – исправим».
Но уже на второй день он пошел на службу.
Тогда я несколько раз ему говорила:
— Если накипело, если хочешь высказаться — поделись.
— О чем рассказывать? Как я сидел в одиночной камере и читал книжку Оксаны Забужко? О матрасе и лампочке, горевшей круглосуточно?
Конечно, для нас он герой. Но я считаю, что каждый, кто согласился пойти воевать, кто подписал контракт, такой же герой. И неважно, был ты там месяц, год или все три.
Героини ли жены военных? Знаете, когда я пыталась вытащить Олега из плена, мне кто-то ответил: «Вы жена офицера, вы знали, за кого замуж выходили».
И я тогда задумалась о том, какая она, жена офицера?
Ничем мы не отличаемся от жен таксистов или директоров заводов. Мы — обычные женщины.
Беседовал Влад Абрамов