О том, как в мегаполисе появились три «касты» голубей, о гнезде из колючей проволоки, соколах в панельных домах, вороньих и сорочьих городах и о том, что бомжей считают частью экосистемы, нам рассказала Наталья Атамась, орнитолог, научный сотрудник Института зоологии им.
— Как город меняет птиц?
— Первое, что исчезает у городских птиц, — страх перед человеком. Все знают, как голуби путаются у нас под ногами. И вроде они — «элементарная» птица, которую мы все видим. Но у этих птиц есть три стратегии, как бы три «расы». Есть так называемые «помоечники», они селятся на чердаках, питаются у ближайшего мусорного ящика. Другие голуби тоже живут на чердаках, но летают к ближайшему элеватору. И, наконец, есть их родичи, которые кормятся на полях за городом.
Все они отличаются друг от друга и внешне, и повадками. Это как три разные «касты», которые между собой не скрещиваются. Они живут в разных домах, одни любят более темные чердаки, другие более светлые. Почему они вьют гнезда под крышей? Голубь — птица, которая изначально гнездилась на скалах, а чердаки — это искусственный аналог скал и пещер. В Варшаве вернули в город сапсанов, которые тоже гнездятся на скалах. У нас в панельных 16-этажках любит селиться пустельга. Это такой маленький сокол, его довольно много в Киеве.
Точно также и каменная куница — типичный городской житель, поскольку она тоже предпочитает скалы, а значит, дома и чердаки. Куницы не так заметны, как белки, они — жители ночные. И, конечно, в центре вы их скорее всего не увидите, но в зеленых районах куниц много.
— Город как-то повлиял на птичьи трели?
— Если вы проснетесь в четыре утра, то услышите, как среди панельных домов звенит горихвостка-чернушка. Она город заняла и поет очень громко. И вообще, если ты живешь в городе, тебе надо перекричать не только других самцов, но и шум транспорта.
А что касается «городских трелей», то существуют виды птиц, которые заимствуют не только все, что плохо лежит, но, кроме своих песен, используют чужие. У городских скворцов диапазон очень широкий: от мяуканья кошек до скрипа ворот.
— Птицы используют какие-то «городские» стройматериалы для гнезд?
— Всегда в городе в гнезде найдутся полиэтиленовые пакеты. Но сороки идут дальше. Их гнездо — это потрясающая штука, это огромный шар из веток. И во Львовском природоведческом музее есть такой же «шар», полностью сделанный из колючей проволоки.
Интересно, что когда ты подходишь к гнезду, представители некоторых видов не улетают до последнего, бояться демаскировать себя перед сойкой. Последние умные, они следят за людьми, которые гуляют по парку. Знают, что человек может вспугнуть птицу, гнездо которой потом можно разорить.
Птицы вообще быстро обучаются, например, в аэропортах, где их надо отпугивать от посадочных полос, идет бесконечное соревнование между ними и орнитологами. Многие виды быстро распознают, где настоящая угроза, а где — мнимая. Ворона отлично различает человека с палкой и человека с ружьем. Те, кто не различает, — не оставляет потомства.
К слову сказать, города бывают или «вороньими», или «сорочьими». Так получается, что, например, в Харькове больше сорок, а в Киеве — ворон. Есть разные идеи, почему так происходит.
— А известно, почему вороны такие умные?
— Птичий мозг устроен довольно примитивно, откуда там берется весь интеллект, не совсем понятно. Врановые — эволюционно молодая группа, и это, видимо, вершина птичьей эволюции. В интернете можно найти массу интересных роликов о воронах. Например, как они подкладывают грецкие орехи под колеса машин, чтобы расколоть их.
Если ты всеядный, как ворона, ты должен уметь быстро переключаться с корма на корм, и у тебя мозги развиваются так или иначе. Почему шимпанзе такие умные? Одна из причин — наш общий предок тоже, скорее всего, был всеяден.
— И они могут продвинуться дальше? Через миллионы лет создать свою птичью цивилизацию?
— Птица — очень специализированное животное, а специализация — это ограничения в дальнейшей эволюции.
БЕЛЫЕ ВОРОНЫ
— Птицы меняются внешне под влиянием города?
— В городе появляется очень много альбиносов. В природе они быстро погибают, их просто съедают хищники. Рядом с человеком у «белых ворон» есть шанс выжить.
Вообще, внешние изменения лучше отслеживать на мышах. Городские грызуны отличаются от полевых и формой черепа, и многим другим. У птиц же в первую очередь меняется поведение. Перелетная птица становится оседлой через 6−10 поколений (средний возраст певчей птицы 6 лет). С точки зрения эволюции, это сумасшедшая скорость, обычно такие перемены происходят за миллионы лет. Город все ускоряет. Зачем улетать, если кормовых ресурсов хватает и выгоднее сидеть и охранять гнездовую территорию? Ты улетишь, а ее займут конкуренты.
Много видов птиц стали оседлыми из-за свалок — это гигантское количество доступной еды. Например, чайки изначально были морскими видами, и некоторые по сей день летают за 30 км от берега ловить рыбу. Но огромное количество чаек, условно говоря, решило: «А зачем? У нас же стоят сейнеры, у нас есть рыбоперерабатывающий завод прямо в порту!» И, наконец, птицы поняли, что там, где нет моря — есть свалки.
— Но свалки кажутся смертельно токсичными. Как птицы там выживают?
— Были исследования, которые показали, что если птица выкармливает птенцов кормом со свалки, то они могут развиваться несколько хуже. Но они развиваются, а не вымирают. Возможно, они не самые здоровые, но они наращивают численность. Посмотрите, например, на озеро Вырлица (Харьковский массив столицы. — R0). Там отличная колония озерной чайки. Птицы неплохо себя чувствуют, при том, что с одной стороны расположился мусоросжигательный завод, а с другой — ряды 16-этажек.
Для птиц страшнее то, что исчезают их места размножения. Например, берега Днепра бесконтрольно застраивают. И гигантское количество птиц гибнет, отравившись на полях. Одних губят пестициды, других — отравленное зерно. Погибшая гусиная стая — жуткое зрелище: это сотни птиц, которые сели на поле и не взлетели.
— Много ли птиц гибнет от рук браконьеров?
— К сожалению, у нас умирает особая культура охоты. Люди правильно готовились к сезону, готовили собак. Но как говорит один из моих научных руководителей, «Сейчас у нас не охотники, а стрелки». Много уродов приезжают выпить, пожарить шашлыки и заодно пострелять птиц. Они палят по всему, что плавает или летает. Ты в ту утку попробуй попади, она быстро перемещается. Страдают лысухи, которые после такой «охоты» плавают мертвые в озерах — мясо у них несъедобное.
— Но зато многие заботятся о лебедях.
— Ситуация с лебедями сейчас — это серьезный рост их численности. В каждой луже сидит по «лебедушке». На маленьких водоемах эта птица не терпит конкуренции. Они растительноядные, одна семья с семью крупными птенцами способна «съесть» все ресурсы небольшого пруда. Потом они перелетают на другой водоем. Врагов у них практически нет. Также лебедей охраняет человеческое отношение — для людей это символ верности, нечто сакральное. Сама мысль убить лебедя кажется кощунственной. Конечно, на них могут охотиться маргиналы. Но сколько они их поймают? К слову, у меня был научный руководитель, который интересовался бомжами как элементом городской экосистемы, в частности, конкуренцией с бродячими собаками за мусорники.
ХИЩНЫЕ БЕЛКИ
— Белки тоже считаются таким же беззащитным милым зверьком. Они и правда такие добрые, как в мультфильмах?
— Недавно была инициатива развесить в парках бельчатники. Меня она привела в ужас. Белка в наших парках - хищник, который с большой охотой кушает птиц. Это не милое добродушное животное из мультфильмов. Они съедают яйца, птенцов, могут задавить и спящую птичку. Если будет много белок — не будет птиц.
— Может и ежики на птиц охотятся?
— Если они найдут гнездо, то и яйца съедят, и птенцами не побрезгуют. Но они, к счастью, не умеют лазить по деревьям (смеется). Ежи — всеядны. Они едят просто все. Как маленький бульдозер, сметают на своем пути все органическое.
— К слову, а почему их так много в Киеве, их можно встретить в самом центре. У них нет врагов?
— Наверное так и есть. Ежа могут поймать бомжи. Говорят, что осенний ежик, нагулявший жир — это вкусно (умело приготовленный еж считается деликатесом в цыганской кухне, есть много рецептов его приготовления, например еж в томатном соусе. — R0). Лисы питаются ими. Филин — главный враг ежей. Но где ты его в городе найдешь?
— А много сов живет в Киеве?
— Совы — не та группа, чтобы жить рядом с человеком. Они селятся на кладбищах, там тихо, никто не жжет костры, не вырубает деревья. Сыч домовой в старых склепах живет с удовольствием. Сипуха, хоть этот вид в Киеве и не встречается пока, предпочитает старые чердаки, церковные колокольни. Серая неясыть любит дуплистые деревья. Ушастая сова — сова сорочьего гнезда.
Но в общем и целом видов сов в городе мало. Раньше было больше. В городе вообще биоразнообразие очень небольшое, и у этого явления могут быть трагические последствия. В природной системе много взаимозаменяемых элементов. Если мы вытащим один вид, другой встроится на его место. Система, в которой мало членов, очень неустойчива: как только случается что-то непредвиденное, она рушится как карточный домик или изменяется непредсказуемым образом.
— Грубо говоря, если от нового вируса погибнут все воробьи, то исчезнут и вороны?
— Вороны не исчезнут, но большому количеству хищников станет «грустно». Проблема человечества не в том, что мы изменяем природу, а в том, что мы ее обедняем. У нас из городов, например в Киеве, исчезла лесная горлица, горихвостка обыкновенная, многие хищники. Мы создаем новые экологические цепочки, но не можем предсказать, как они будут жить и каковы будут последствия. Эволюция идет быстрыми темпами не только у перелетных птиц. Мы не можем предсказать, какое завезенное с зерном из другого континента насекомое оставит нас завтра без урожая, какое растение вызовет очередную «дивную» аллергию, какой хищник, грубо говоря, съест всю рыбу в Днепре, какие вирусы нас ждут в будущем. Миллиардные убытки — самое ничтожное из возможных последствий нашего вмешательства в природу.
Я абсолютно оптимистична в отношении природы. У нее запас прочности очень хороший. Она изменится, появится что-то новое, непохожее на то, что есть сейчас. Но, возможно, нам в этом новом прекрасном мире будет крайне неуютно. Я сомневаюсь, что мы способны уничтожить все. Скорее погубим себя раньше, чем природу.